Вы не вошли.
Добро пожаловать на открытое голосование за рассказы!
Любой зарегистрированный пользователь может проголосовать только один раз.
В этой же теме можете ругать или хвалить рассказы. Помните, авторам очень важно узнать ваше мнение.
Вне форума
[color=green:f583e44159][b:f583e44159]"Пуля для героя"[/b:f583e44159][/color:f583e44159]
1.
Дородная, нестарая, красивая зрелой бабской красотой женщина с большим достоинством, какое бывает у дворни, сознающей свою необходимость в барском доме, прибирала посуду со стола. Почти все вынесли лакеи; но собрать за гостями чашки, и при нужде наполнить их душистым кипятком Автодья считала личным долгом и почетной привилегией.
Снеся чашки, она вернулась с графином и рюмками; крепкая, большая грудь красиво колыхалась над серебряным подносом. Мужчины раскуривали трубки, блаженно откинувшись после колотовской трапезы. Свинина по-русски была уж очень хороша, а стерляжья ушица – выше всяких похвал. Икра и балык были свежайшими, а клюквенный морс обжигал холодом – только из подвала. Потрошки в сметане так и просились в рот, а грибы и соленья просто требовали опрокидывать стопку за стопкой. Заячий пирог, недоеденный и унесенный на кухню, оставил свой румяный дух в гостиной, будто и не сходил со стола.
По добела отскобленным полам прыгали солнечные зайчики. Сквозь распахнутое окно доносились крики мальчишек, ругань управляющего со старостой, хрюканье улегшейся у крыльца хавроньи и хай баб, сгоняющей ее с метеных дорожек.
- А что, яблоки мальчишки у вас не воруют? – спросил у хозяина один из гостей. – Больно хороши у вас яблоки, иду – вся дворня ходит с полными подолами. Не жаль?
- А пусть их, - добродушно отвечал полный, румяный мужчина лет сорока пяти. – Что мне, детям жалко яблок? Да у меня их полные сады, друг любезный. Пусть обносят – на наливку хватит, и ладно. Да и то сказать - половина моих, почитай… Скажут: народить народил, а яблок пожалел.
- А ваших сколько? – живо поинтересовался другой гость.
- Эх, батенька, да я разве ж считал? Это, поди, только турецкий султан считает, а по мне, сколько родится, столько и пусть бегает. А мы еще народим, бабы наши – эх, мать! - добродушно рассмеялся хозяин дома и сада, принимая от Автотьи рюмку.
Авдотья поставила на круглый наборный столик поднос и с тем же достоинством удалилась.
- Не люблю я этих тощих француженок, - продолжал хозяин дома, опрокинув первую стопку и хрустя огурцом. – Ни мяса, ни виду. Одна кожа да кости, мослы одни. Куда лучше Авдотьюшка или Прасковьюшка… Видали мою Прасковьюшку? Вот девка – огонь девка… В зиму из деревни взял. Пятнадцатый годок. Ох, девка…
- Ничего подобного, Степан Афанасьевич, - возражал ему один из собеседников, расположившихся с удобством напротив окна, открывавшего вид на дров, где кипела буйная жизнь. Клумбы у хозяина водились, равно как и садовые статуи, выписанные его супругой и дочками, но двор все равно оставлял впечатление простой деревенской жизни помещика средней руки, не стремящегося угнаться с садовыми моди. – Дело вкуса; я, к примеру, предпочту хорошую актерку вашим неотесанным бабам…
- Актерку! – скривился Степан Афанасьевич. – Да я тебе сколько хошь таких актерок научу! Для этих, ваших, теятров, - он специально выговорил это слово таким образом, выражая свое отношение. – Теятрам, - повторил он, - а по-нашему – позорищам…
- Ага, ага… и певиц для оперы, то бишь позорновоища, - расхохотались гости.
- И певиц, - согласился Степан Афанасьевич. – Только что-то никто из гостей, оставаясь на ночь, от моих девок не отказывался!
- Так, господа, если угощаю – грех обидеть… А француженки все-таки лучше.
- Так за них платить надо, - резонно возражал Степан Афанасьевич.
- Зато – шарман! – не унимался оппонет.
- И все-таки, любезный Владимир Александрович, ты со мной не спорь; ты еще юноша…
- Однако!
- Юноша, - упорствовал Степан Афанасьевич. – Поживи с мое, поймешь, что русская девка получше любой француженки будет…
Оживленный спор приверженцев русского и европейского прервало появление казачка, при виде которого Степан Афанасьевчи весь как-то скривился, словно набрал в рот горсть клюквы без сахару.
- От братца, письмо, - пробормотал он. – Гляди ж ты! Что пишет? Ах, супостат! Ах, ирод! Вы подумайте, что пишет: нанял юриста – слово-то, слово-то – тьфу! Так бы и писал: ворюгу ученую… Судить мою Тимофеевку будет. И половину гарнитура, что у меня уже лет двадцать, со смерти покойного батюшки, стоит, тоже себе хочет, иродина окаянная… Слышь, Васька!
- Чево, барин?
- Беги к подлецу, неси мой сказ, - Степан Афанасьевич скрутил смачный кукиш. – Писать не буду, так скажи: «Накоси-выкуси, брат любезный!». И чтоб через час здесь был: что скажет?
Казачок повернулся и исчез за дверью, выполняя поручение. Рубаха на спине была порвана, правое ухо раздулось и покраснело – видно, адресат уже имел удовольствие услышать от Степана Афанасьевича неудовольствие по поводу сутяжничества.
- Братец мой в соседней Матреновке живет, - пояснил хозяин гостям. Письма шлет, сутяга окаянная…
Гости, в целом ознакомленные семейными взаимоотношениями Колотовых, вежливо покивали.
- А Матрена! – в сердцах крикнул Степан Афанасьевич. – Чего встала? Неси, дура, еще наливки, да из той, зеленой бутылки!
- С чего наливка? – поинтересовался дотоле молчавший третий собеседник.
- Это перцовая, а так будет клюквенная… Авдотья делала, я рядом стоял. Мой рецепт! Прадедовский.
- Все эти ваши старинные рецепты… - поморщился тот из гостей, кто протестовал против обращения «юноша». – С бургундским, пардон, не сравнить, - заметил он, опрокидывая стопку с наливкой.
- Да что твое бургундское! – обиделся хозяин. – Кислятина, тьфу! Ведро выдуешь – и ни в одном глазу!
- Ага, квас ваш лучше…
- А то и квас! И квас! Словно тебе и Россия не мать…Сегодня ты ругаешь квас, а завтра…
- Да полноте господа, успокойтесь… Не ровен час, все рюмки переколотите. Давайте лучше выпьем.
Лица, собравшиеся в гостиной, друг друга хорошо знали и, несмотря на отдельные споры, в некоторой степени даже любили.
Первое лицо, Степан Афанасьевич Колотов, крупный помещик и отец четырех законных дочерей на выданье, давно уже в свет не выезжал: во-первых, по причине ранения, полученного лет десять назад на Кавказе, а во-вторых, потому, что куда больше любил принимать гостей у себя в имении. Собственно, беседа шла в столовой его дома, за рюмкой клюквенной наливки его собственного приготовления. Домосед и человек хозяйственный, Степан Афанасьевич был, что говорится, ревнителем старины глубокой и ратовал за освобождение крестьян – разумеется, в некотором будущем, когда народ сумеет распорядиться своею свободою. Пока же он сек своих крепостных с отческой строгостью и высказывался в прессе города N. о необходимости возобновления порядков новгородского вече.
Кроме того, Степан Афанасьбевич с переменным успехом судился с младшим братом, Вениамином Афанасьевичем Колотовым, проживавшим в соседней деревеньке Матреновке.
Второе лицо, Владимир Александрович Иванников, не юноша, но мужчина лет тридцати или тридцати двух, имел бледное выражение, и взор горящий. Объездив в свое время пол-Европы, вернулся он с идеями, некоторое время вращался в свете, но вынужден был уехать из столицы по причине скандала с княгиней N.-M., весьма известной особой времен императора Николая Павловича.
Владимир Александрович и Степан Афанасьевич были, как это модно говорить, антагонистами – один глядел на запад, другой – в историю. Оба они отражали то разделение общества, которое постигло Россию с недавних пор и породило две непримиримые стороны в любом современном споре.
- Аз, - говорил, бывало, Степан Афанасьевич.
- Буки, - возражал Владимир Александрович.
Так они договаривались до самых последних букв, до «хер» и до «ижицы», и до «сам таков».
Третье лицо, Николай Алексеевич Арбышев, ни к той, ни к другой стороне не примыкал, ибо, по его же словам, «несколько не определился». Однако же, при покойном императоре был он сослан в имение за некоторые политические взгляды, что показывало, что взгляды эти он все-таки имел, хотя и не был склонен относить себя к ревнителям старины или апологетам европейских порядков. Был он близорук, дважды дрался на дуэлях, дважды же был ранен, писал стихи, однажды их сжег разом и с тех пор не писал ни строчки, кончал университет, ненавидел итальянский климат и итальянскую оперу, не пил водки, но наливкой не брезговал, вернулся из Севастополя с медалью, читал Вольтера и водил дружбу с архиепископом.
Николай Алексеевич считался в городе N. и его окрестностях оригиналом, чему немало способствовало и то, что он мастерил в своем имении самопилки и пароезды, которые однажды напугали до икоты генерал-губернатора, по каковой причине Арбышева и при нынешнем императоре сочли политически неблагонадежным,.
Высказывался он мало, но резко, все больше слушал. Вот и сейчас, дав собеседникам дойти едва ль не до «ижицы», заметил:
- Так вы, господа, до Бориса и Глеба докопаетесь…
- А отчего бы и не докопаться? – возразил Владимир Александрович, выбивая трубку. – Если поглядеть, да присмотреться, да под микроскопом исследовать…
- Далась тебе эта иностранщина! – перебил Степан Афанасьевич. – Обзовут же. Куда проще сказать: мелкоскоп. И сутью яснее, и по-русски.
- Так вот, ежели в этот микроскоп, - Иванников надавил на слово, - поглядеть, так и окажется, что русский дух начался едва ли не от первых наших святых. Русский человек что? Революций не делает, под спину кнут подставляет. То ли дело Европа! Высеки-ка там французского крестьянина, или дай в зубы горничной! А я к своей подойду и дам. И девка слова мне не скажет, разве что: «Спасибо за науку, барин!», - поклонится. И это народ? И это народ, я вас спрашиваю?! Как его не пороть! В Европе – прогресс, в Европе все что-то делают, куда-то бегут, что-то придумывают, торопятся, строят. У нас же… тишь да гладь, да топь. Встанет мужик да и созерцает.
- Зато наш человек последнюю рубаху готов, а ваши европейцы все контрактами, да контрактами! – возмутился Колотов.
- Вот именно – последнюю рубаху! Тьфу! Гордиться эти, что ли? А откуда все это, поглядите-ка? Случайно ли, что купола европейский соборов и костелов рвутся к небу, символизируя устремление духа на покорение вершин? А у нас? Купола наши шатрами скрывают от невзгод... Случайно ли, что первые наши святые принадлежат к тому нашему специфическому национальному типу, который может быть назван «кенотическим»? Читали ли «Житие Бориса и Глеба»? Конечно, читали, как не читать! Страстотерпцы наши первые святые, страстотерпцы. Не мученики за веру, не проповедники, не миссионеры – удостоились они канонизации за непротивление, за страстотерпие… Сравните с житиями западных святых! Не отсюда, скажите, эта наша русская черта – кротость и покорность? Покорность – не отсюда?
- Что ж плохого-то, - рассудительно отвечал Степан Афанасьевич. - Не понимаю я тебя, брат – все ты правильно говоришь, все так и есть… Не подняли они руку на брата своего, но приняли судьбу Авеля. Страстотерпцы наши потому и почитаемы, что причастники страстей Христовых, и что ты так кричишь – не пойму тебя…
- Да кабы не было этих святых, кабы Борис не ждал, покуда его Святополк зарубит, а пошел на Киев, да сел там, может, у нас все и по-другому было! Не было бы у народа нашего этой рабской покорности…
- А кабы царя Петра в колыбели придушить – оно бы и еще лучше было, не было бы этого торгашества да позорищ н Руси, жили бы в старинном благочестии и благодати…
- Да, все у вас если бы, да кабы, кабы да если бы, - не выдержал Арбышев. – Даже у вас, Владимир Александрович: только «кабы2, и никакого действия Что и доказывает – не спорьте! – что русский вы человек… Тихо, тихо, шучу я! Шучу. Наслышался я от вас этих самых «кабы»… - Арбышев покачал головой. – Кабы Петра не было, да кабы с крестоносцами помирились, кабы немецкую слободу сжечь, да кабы христианство из Рима приняли. А что, господа, когда б была такая возможность – что б вы перво-наперво в истории нашей поменяли?
- Ну, ты, братец загнул, - крякнул Степан Афанасьевич, не донеся рюмку до рта. – Кабы можно было такое учудить, уж Русь матушка не оказалась бы в такой жо…
- А что? – перебил размышления Степана Афанасьевича заинтересовавшийся Иванников. – Можно было б и вправду многое поменять – сделать Россию Европой, выжечь каленым железом византийщину да азиатчину… Только как сие сделать? Силой мысли и духа? Силой науки и прогресса?
- Именно, друг мой, именно, – удовлетворенно кивнул Арбышев, подняв вверх указательный палец. – Современный прогресс науки и использование пара предоставляют человеку небывалое могущество. Мы уже покорили пространства земные и водные, но возможности паровой техники поистине неисчерпаемы… И, если позволите, хотел бы я пригласить вас после обеда в свое имение. Там я имею вам что показать. …
- Добро, - согласился Степан Афанасьевич. – Тем более что анжуйское у тебя… у тебя еще осталось анжуйское?
- Да, да, анжуйское, - оживился Владимир Александрович. – У нашего друга Арбышева прекрасная коллекция вин. И в гостях у него мы давно не были… А не отметить ли нам это решение тостом?
- Еще как отметить, - утирая губы, согласился Степан Афанасьевич. – А Авдотья… А неси-ка нам!..
Вошла Авдотья, следом вбежал запыхавшийся казачок. Левое ухо у него теперь уже ничем не отличалось от правого.
- Опять от чертова братца, - с неудовольствием проворчал Степан Афанасьевич, швыряя на пол замасленную салфетку. – Тьфу, пропасть!
- У некоего Квитки-Островъяненко, малороссийского писателя, вышла недавно книга, «Пан Халявский», - заметил Арбышев. – Там точь-в-точь описана ваша, любезный друг, ситуация: братья наследство делят. Вы, к слову, как библиотеку делили?
- Ну, как… - нахмурился Степан Афанасьевич, припоминая. – Половину мне, половину Веньке, падле…
- То есть если томов двенадцать, с первого по шестой вам, с седьмого по двенадцатый – братцу? – расхохотался Арбышев. – Не отвечайте: знаю, знаю, сами рассказывали! Именно так в той книге и написано: чтоб все поровну и ни один брат другому не уступил: только так, один том романа – одному, другой – другому… И не приведи господь уступить кому-то: чуждому б уступил, а брату – упаси Господь!
- Ну уж эти малороссийцы, - отвечал Колотов, вскрывая письмо. – Давно пора им запретить… все запретить. – Колотов пробежался по письму, заскрежетал зубами. – А только я эту сволоту, погоди-тко, достану! Говорит, Прасковью отдай! Мол, я ее из Камышовки зимою брал, а ту Камышовку в марте он отсудил! И девку назад требует! А вот только хрен тебе, братец, а не Прасковью!
И Степан Афанасьевич с сильнейшем волнении швырнул письмо на пол и притопнул по нему каблуком.
2.
Страшное, железное фырчало, разогреваясь. Что-то внутри клацало на холостом ходу. Арбышев не без скромной гордости демонстрировал гостям чудо современной техники. Чудо смахивало на огромный котел от паровоза, с самоварной трубой с левого боку и круглым отверстием, куда двое дворовых засыпали уголь – с правого.
Колотов обошел вкруг машины, недоверчиво постучал по железным листам. Внутри гулко громыхнуло.
- Ишь ты, - сказал Степан Афанасьевич, тщетно пытаясь скрыть уважение.
Иванников изучал машину с видом знатока, отмечающего и подмечающего все достоинства и недостатки.
- Вот, господа, - представил чудо мысли Арбышев. - Это и есть та машина, которую я вам обещался показать. Хроноход, олицетворяющий торжество пара над временем. Мы с Никитой, склепав сей механизм, заставили пар служить нуждам человека. Пар уже ныне передвигает нас по земле и по морю, в скором времени поднимет он нас в небо, а вот теперь, перед вами – способ ходить по времени, дарованный нам наукой и торжеством человеческого разума…
Хроноход, он же олицетворение торжества, помещался на заднем дворе, посреди круга яблонь, рабочего инструмента и кур, роющихся в грязи.
Под узловатой, косоватой яблоней, на телеге, в тени, храпел чернобородый мужик Никита Куляпин, завсегдашний помощник барину в практической реализации заковыристых чертежей. Выписан он был, по слухам, из самой Тулы по причине острого зрения и всякой сноровки. Владимир Александрович полагал, однако ж, что лучше б Арбышев выписал инженера из Англии или Германии, а рачительного Степана Афанасьевича возмущала цена, которую заплатили за туляка. Необходимости платить такие тысячи Степан Афанасьевич не находил:
- Я б тебе пять Куляпиных за такие деньги отдал, и еще б пару борзых накинул, – говаривал он. Хозяйственность души не позволяла Степану Афанасьевичу одобрять подобные траты. Он и сорочки-то французские носил только из-за нежелания спорить с женой – ее-то, в отличие от европейца Иванникова, ни в жизнь не переспорить.
Что обо всем этом думал Куляпин, истории не известно, потому как в тот момент он храпом отгонял мух и дрыгал сквозь сон грязной пяткой.
- А увидим ли мы изменения, Николай Алексеевич, если с помощью этого… хренохода… посетим, как вы уверяете, прошлое и поменяем его?
- Только мы и увидим, - ответствовал Арбышев. – Потому как только мы будем помнить, как оно было раньше. А другие уже будут жить в измененной истории.
- Ха, - сказал Иванников. – Проверить, поменялось ли чего, просто будет: вот ежели я в истории что поменяю, а после вернусь и дворовому в зубы дам и на конюшню пошлю, значит, не поменялось. А ежели он мне в ответ революцию учинит – значит, получилось.
- А кабы в будущее сходить?
- В будущее не могу, - развел руками Арбышев. – Будущего еще нет. как будет – мы там сами очутимся, своим ходом.
- Ишь ты, - еще раз хмыкнул Колотов. – Так что, можно туда залезть и ехать к царю Петру в гости?
- Ну-ка, ну-ка, - потер руки Иванников. – Как к день убиения Бориса и Глеба очутиться? Или за неделю до того, что лучше?
Арбышев скрестил на груди руки.
- Думал я, думал… И вот что, господа, надумалось. А надо ли вообще использовать этот хроноход? Послушал я ваши идеи, послушал… И вот стою теперь, как на краю пропасти: и хочется, и страшно – что-то будет? Нет, пожалуй, не стоит, господа, тревожить Хроноса. Кто-то знает, чем обернется дело?
- Спасовал! – возмутился Владимир Александрович, подходя к хроноходу и примериваясь, с какого боку на него влезать. – Так давая я сам, без тебя. Сделаю Россию Европой.
- Ку-уда? – взревел Степан Афанасьеваич, хватая Иванникова за грудки и оттаскивая от машины. – Куда полез?
- Тихо, господа! – крикнул Арбышев. – Пожалуй, и впрямь не стоит оно. Гляжу на вас и ужасаюсь. О чем только я думал, затевая этот эксперимент? Да вы же хуже всякой революции в истории будете! Владимир Александрович, не пытайтесь залезть на самый верх! Ехать надобно внутри. Только на дверь я амбарный замок повесил. Без меня не получится.
- К чему же тогда машина?
Арбышев вздохнул.
- Да вот придумалось, сочинилось. А теперь самому страшно, какого я духа себе служить заставил. Сам думаю – куда ее теперь? Что с нею делать? Как думаете, стоит направить чертеж в Санкт-Петербург? Там машине, полагаю, найдут применение. Хотя, в том-то и дело – там применение найдут…
- Это же можно битву на Чудском озере проиграть и с немцами подружиться! – воскликнул Иванников.
- Это же можно царевича Алексея от лютой смерти избавить и на трон посадить! – взмахнул массивными ручищами Колотов.
- Вот именно, - вздохнул Арбышев. – Вот потому-то разберу я ее, пожалуй, да смастерю из этого железа летающий аппарат. Пар – это господа, сила; пар – это будущее, господа! Но только в правильном применении. Ваши разногласия меня в этом убедили. Никита!
- Да, барин, - зевнул, слезая с телеги, чернобородый мужик.
- Разберешь завтра машину… Аппарат летательный будем делать.
- Твоя воля, барин. А только б лучше мы ту бабу не разбирали – хороша была, только бы нутрь помягчей надо б сделать, глядишь, и не оцарапались бы…
3.
Цепляясь за ветки, спотыкаясь о корни деревьев, Степан Афанасьевич проклинал девственные леса, в которых приходится пробираться без кучера и вообще – пешком. Заодно Колотов проклинал подлеца Иванникова, который за ведро водки выцыганил у Никиты ключ от замка, а потом дал еще червонец за то, чтоб запустил агрегат.
Когда Степан Афанасьевич, выйдя из гостевого флигеля усадьбы Арбышева якобы покурить, пробрался за задниц двор, Никита был уже в хорошеем таком подпитии, но покамест соображал, что может получить еще ведро и еще червонец. Однако же известие, что Иванников уже уехал к в июль 1015 лета от Рождества Христова (как уехал? Куда уехал? Ведь машина стояла тут же, среди яблонь и крестьянского скарба!), застало Степана Афанасьевича врасплох. Ехать спасать царевича Алексея или убивать младенца Петра (Колотов пока не решил), больше не представлялось возможным. Следовало скорей догонять Иванникова!
И вот теперь Степан Афанасьевич, отдуваясь, пробирается к шатру князя Бориса. Что-то сделал Иванников? Что-то уже сделал?
Чаща (точнее, мелкая роща), наконец, закончилась. Степан Афанасьевич утер пот и вздохнул с облегчением. Открылась степь: в травах стоял шатер, почти никем не охраняемый. Так и должно быть: дружина далече, с князем осталось лишь несколько отроков. Только вот где дружина?... Нехорошие мысли бродили в голове Колотова, вспоминались старые разговоры с Иванниковым.
Неужто и вправду соблазнил, публицист, речами прелестными Борисову дружину, как соблазнял статейками молодые умы, да увел на Киев, как обещался, чтоб преподнести князю победу да княжение, не дать Борису с братом страстотерпцами стать?
Добро хоть Никита довез правильно: почти к самому месту. Степан Афанасьевич поморщился, вспоминая ужасное помутнение в глазах и ужас, объявший его за краткое, но весьма нервическое путешествие.
Да и поискать все-таки пришлось: встреченный славянин бормотал что-то неразборчивое, на диалекте еще менее вразумительном, нежели малорпоссийский. С торжественным церковнославянским или звучным языком поэм князя Шифринского этот диалект ничего общего не имел. У самого же Степана Афанасьевича в голове вертелись только шаропех» и «шарокат», что для общения с предком было явно недостаточно.
Тем более с чего-то тот принял Степенна Афанасьевича, одевшего для такого случая национальный русский парчовый кафтан с шелковым кушаком – не поверите! за басурманского купчину. Это из лопотания туземца Степан Афанасьевич слегка понял. И очень обиделся: русский народный костюм он сам выдумывал.
Очень Колотову интересно было, как Иванникова поняли. Хотя тот много языков знал – наверное, и с этими как-то объяснился.
Наконец, славянин понял, чего от него хотят. Сам оказался забредшим по некоторой нужде отроком князя, потому и пообещался провести чудного иноземца к Борису. Степан Афанасьевич, не будь дураком, от дурилы удрал, даром что ли на Кавказе лихим воякой слыл… И теперь, сделав круг, подбирался к шатру с другой стороны.
Подкравшись к самому пологу, услышал Колотов молитву истую. А охраны, почитай, и не было.
- Ах ты супостат, - прошептал Степан Афанасьевич. – Нашему святому святым не дать стать… Нет, я таки историю не дам поменять. А вернусь – еще и проверю, не поменялась ли!
Колотов сунул руку за пазуху, слегка приоткрыл полог и увидел коленопреклоненного князя.
- Вернусь – всю дворню перепорю, - пообещал себе Степан Афанасьевич. – Для острастки.
И взвел курок, целясь в спину молящегося.
- Я сделаю тебя героем, даже если мне потребуется тебя убить, князь. Во имя Руси! – прошептал Колотов, поднимая пистолет…
4.
День выдался жаркий, душный, и даже дворовые ребятишки попрятались в тени. В столовой за паровой осетриной сидели два человека, имеющие кардинально разные представления о том, почему Россия оказалась там, где оказалась. Место дискутирования не вызывало, зато поиски выхода из него – назад или вперед – всегда порождали у собеседников оживленные и отчасти даже нервические споры.
Сегодня, впрочем Степана Афанасьевича куда больше письмо брата о наследстве. Вениамин требовал уже – ни много ни мало! – весь погреб наливки, на которую никаких прав не имел, потому как делали ее лично Степан Афанасьевич с Авдотьей по прадедовым рецептам.
Едва не свалив при входе вазу с полевыми цветами, быстрым шагом в комнату вошел Арбышев.
- А-а, господа, здравствуйте! – приветствовал он, однако в тоне его чувствовалась нервность и раздражительность.
- Наливочки гостю, наливочки! – крикнул Степан Афанасьевич. – Ты уж извини, друг, что мы так… твоей машиной… твоим хреноходом…
Иванников, пряча глаза, промычал что-то невнятное.
- Ничего; Никиту я уже выпорол, - ответствовал Арбышев, принимая рюмку с наливкой. – Яблочная? – с видом знатока спросил он.
- А как же! – ответствовал Степан Афанасьевич.
- Вот поеду в Англию – будет мне не хватать вашей наливки, милый друг. Налейте-ка еще.
- Авдотья!.. Неси.
- А что вы в Англию собрались? – спросил, смелея, Иванников. – В Италии, однако ж, инереснее.
- Климат не люблю. Да и просили меня там, в одном любительстком научном сообществе, эту машину показать.
- Э-э, - сказал Иванников, - я хотел было взять реванш. Я-то всю дворню перепорол – русские! Дайте, Николай Алексеевич, еще раз туда – назад проехаться!
- Ни-че-го по-доб-но-го, - раздельно, по складам произнес Николай Алексеевич. – Ваши рассказы о том, что вы в прошлом вытворяли, убедили меня в мысли, что к этому делу подходить надо исключительно с умом. А не с клюквенной наливкой, сколь хороша бы она ни была. Отныне ездить будем только в будущее. Я, в общем-то, почти догадался, как в будущее поехать. Никиту пару раз запускал: говорит, видел в будущем людей: красивых, как ангелочки, что картинах рисуют, и малых ростом. А дворня у них живет под землей, и бывает, устраивает революции. Как революцию устроит – так сразу ест своих бар, потому как больше им есть нечего… Только думаю я, господа, Никита, подлец, все еще не протрезвел. Приеду в Англию – будем там изучать будущее с научной точки зрения.
От огорчения Степан Афанасьевич намазал вареньем свинину, и, не заметив сего конфуза, проглотил.
- А я-то думал еще к царю Петру съездить. Попробовать добиться своего вразумлением. Для начала…
- Нет, - твердо отвечал Арбышев.
- А ты, брат, - сказал тогда Колотов, поглядывая на молчащего Иванникова, – юн и глуп. Не вышло по твоему! То-то и оно, брат, то-то и оно: хотел по своему, а вышло по-нашему. Мы, брат, Русь-матушку… Не просчитал!
- Да кабы не вы с пистолетами, все бы получилось! – воскликнул, вспыхнув от обиды, Владимир Александрович.
- Вы, Иванников, – переходя на «вы», что означало у него высшую степень раздражения, заметил Арбышев, – балбес. – Вы, любезный Владимир Александрович, в своем стремлении сделать Россию Европой готовы шагать по ее народу, по ее истории. Вам бы все революции делать, да столицы брать.
- Вот, точно, - закивал Степан Афанасьевич, с аппетитом пережевывая баранью отбивную. – И я о том же. Революционер.
- А вы, любезный Степан Афанасьевич, – продолжал Арбышев, – вы совершили еще более ужасное преступление…
- Бог мой! О чем вы говорите! – поразился Колотов, также переходя на «вы».
Авдотья внесла пироги, и на некоторое время разговор утих. Прожевав, Арбышев утерся салфеткою, и продолжал:
- Вы, как я помню, рассказывали о том, что сделали князя святым помимо воли его? Выстрелом положили конец и начало всей этой истории, отчего княжеские отроки решили, что странной и мистическое убийство князя – происки Святополка… Однако с чего вам пришло в голову его убивать?
- Ну как же, - опешил Степан Афанасьевич. – Иначе б Владимир Александрович ему бы преподнес киевский стол, и стал бы Борис не святым, а князем…
- Да не стал бы! - в раздражении кинул Арбышев вилку. – Раз один раз отказался отбирать трон у брата, когда мог – и в другой отказался бы. Даже если б Иванников Святополка убил – сколько там еще Владимировых сыновей оставалось? То-то и оно. И все, по летописи – один другого краше… Либо почти всех бей, либо кто-то Бориса и Глеба от стола отодвинет и нож всадит… А те и не пикнут.
- Так, значит, зря я стрелял? – растерялся Степан Афанасьевич.
- Выходит, зря. Вы, наверное, свою вражду с братом на Бориса перенесли: вам бы шанс дай, порвали б Вениамина на мелкие куски…
- Веньку? Да Веньку я хоть сейчас…
- И я о том же. Каждый судит по себе о других… Мол, дали б мне дружину – я бы их всех порешил! Принесли б мне Киев с поклонами – уж я бы всем показал! Дали б мне брату в зубы вмазать да засудить – уж я бы его… Перенеся свои чувства и мысли на князя, вы, Степан Михайлович, не дали ему принять смерть со смирением, зная, что пришла она от брата… А вы стреляли в спину!
- Да может, я и не попал, – обескуражено оправдывался Колотов, сминая в руках салфетку. – Выстрелить – выстрелил, а попал ли? Я и на Кавказе всегда плохо стрелял, кто угодно подтвердит… Попал ли? Близко, конечно, было, но я сразу – такого дёру дал! Аж до твоего хренохода не оборачивался. Скорей к Никите, потом опять назад, но уже к Глебу – Глеба порешил – и бежать… То есть наверное, порешил… Стрелять стрелял… Попал в кого? Вот, батенька, и не скажу. Думал, что попал – ведь история-то, братец мой, какая была, такая и осталась. А может, и не попал… Может, их Святополк сам потом…
Арбышев достал трубку, раскурил.
- Да уж, ситуация. Хотя знаете ли, Степан Афанасьевич, ежели вы даже и попали – думаю, Борису и Гебу все равно зачтется. Они ведь выбор свой сделали, а уж коли вы им мученическую кончину уготовили – так это уже на вашей совести, с вас и спросится… А знаете, - неожиданно рассмеялся Арбышев, - в таком случае, вы, наверное, и хорошее дело сделали! Ведь вы избавили Святополка от необходимости братоубийства, облегчили человеку душу…
Степан Афанасьевич крякнул, хмыкнул, опрокинул стопку и сунул в рот огурец. Хрустя огурчиком, он еще долго думал о прихотливых перипетиях истории, аж до того момента, пока Авдотья не внесла царские расстегаи.
Вне форума
[b:3dbe0d531e]На круги своя[/b:3dbe0d531e]
«…Утвердившись в Новгороде, Ярослав перестал платить дань Киеву. Владимир, видя непокорность его, хотел уже идти войной на Новгород и повелел дружине готовиться. Ярослав же, узнав о приготовлениях этих, послал за море и нанял варягов. И пока не пришли они, подал весть ложную Владимиру, что печенеги пошли войной на Русь. Владимир сильно разболелся и послал против печенегов своего любимого сына Бориса со всей дружиной.
Тринадцатого июля послал Святополк гонца к Глебу, говоря так: «Приезжай сюда поскорее, отец тебя зовет: сильно он болен».
Пятнадцатого же числа умер Владимир от болезни. Пришли киевляне к Святополку и сказали: «Правь нами». И сел на стол Святополк, и раздал дары киявлянам, а сам ждал Бориса. Послал Святополк сказать Борису: «Хочу с тобой любовь иметь и придам тебе еще к полученному от отца владению».
Борис, не найдя печенегов, коих и не было там, возвратился с войском назад. И пришла к нему весть от Святополка: «Отец у тебя умер». И плакался по отце горько, потому что любим был отцом больше всех, и остановился, дойдя до Альты. Сказала же ему дружина отцовская: «Вот у тебя отцовская дружина и войско. Пойди, сядь в Киеве на отцовском столе». Он же отвечал: «Не подниму руки на брата своего старшего: если и отец у меня умер, то пусть этот будет вместо отца. Идите к нему и будьте верны ему». Услышав это, воины разошлись от него. Борис же остался стоять с одними своими отроками.
Между тем, Святослав Древлянский, узнав о смерти отца своего, исполнился беззакония и решил посеять раздор меж братьями. Был у Святослава лазутчик в стане Борисовом, венгр, по имени Георгий. Тайно провел он врагов к шатру Бориса. Проткнули они шатер копьями и пронзили Бориса. Убили и много других отроков во сне. Георгий же ушел к Святославу, потому-то впоследствии и не обрели тела его среди трупов. И было это двадцать четвертого июля.
Глеб тотчас, как узнал о болезни отца, а было это тридцать первого июля, сел на коня и отправился с малою дружиною в Смоленск, чтобы оттуда плыть по Днепру на лодье.
Ярослав с варягами своими готовился исполчиться против отца, когда пятого августа дошла до него весть от Предиславы, сестры: «Отец твой умер, а Святополк сидит в Киеве. И послал он за братьями своими – Борисом и Глебом». Решил Ярослав ослабить Святополка и оклеветать его. Послал людей своих погубить Глеба. Тринадцатого августа нагнали они корабль Глебов и сказали ему: «Не ходи в Киев: отец у тебя умер». «Брат звал меня. Пойду»,- ответил Глеб. Повар Глеба, по имени Торчин, предан был Ярославу. И когда сказали варяги Ярославовы, что надо убить Глеба, Торчин вынул нож и зарезал Глеба. Тут же и отроков его перебили, а Глеба бросили на берегу.
Святополк, узнав, что убит брат его, Борис, воспылал гневом праведным и повелел найти и догнать убийцу. Святослав Древлянский, испугавшись, решил бежать в Угры. Догнали его люди Святополка на горе Угорской и убили.
Сказали новгородцы Ярославу: «Хотя, князь, и иссечены братья наши, - можем за тебя бороться! Веди нас на Киев, добывать стол Киевский». И собрал Ярослав тысячу варягов, а других воинов, мужей новгородских, четыре тысячи, и пошел на Святополка…»
(ПВЛ, коррекция)
- Летопись правишь? – ядовито сказала Юлька и прищурилась.
- Восстанавливаю, - миролюбиво поправил я.
- Возня мышиная! – она была на взводе, и успокаиваться не собиралась, - ну, узнаете вы – кто там кого убил на самом деле, какой в этом толк?!
- Историческая справедливость.
Юлька фыркнула:
- Да пошла она! Вы на этом имя себе делаете! Нет, чтобы помочь по-настоящему!
- Кому? – я был в недоумении.
- Кому-кому? Людям! Не допустить убийства, например. Всем от этого будет лучше.
- Ты с ума сошла, да? – я начинал раздражаться. Не могу с ней спокойно говорить – доводит она меня. Апломбом, непробиваемой уверенностью в своей правоте. А что люди на нее бросаться начинают, так ей будто того и надобно: обрывает разговор и с задранным подбородком уходит, победительница хренова.
Зачем только она к нам работать пошла? Был же выбор. Специалист она классный – этого не отнять. Ну, и искала бы работу где подальше. Без нее так спокойно было: выберешь тему и следишь в реальном времени за событиями. Когда надо – корректируешь старые документы, или свое пишешь. Отчеты составляешь по выявлению расхождений реальных событий прошлого и отраженного в летописях. Всё тихо-мирно.
Юлька, как пришла, посмотрела на наше житье такое, пофыркала и к начальству с предложениями. Одно спасло – график работ до конца года утвержден и пересматриваться не может. Да только конец года через месяц уже.
Помнится, первой темой, которой я серьезно занялся, была «Реконструкция событий похода Игоря Святославовича против половцев в 1185 году». Это только так кажется, что следить в реальном времени за прошлым не стоит трудов – спать-то всем хочется. И есть – тоже. А еще отдыхать. Отслеживать же надо сразу все возможные источники влияния на события, чтобы не пропустить исторически важного момента. Запись ведется, конечно, да на ускоренном просмотре всего не углядишь. Как результат – никакой личной жизни. А тут еще Юлька палки в колеса сует. Рационализирует.
Нынешняя моя тема проста – «Об убиении Бориса и Глеба». Я, можно сказать, на историю Руси подсел. А что? Выбор свободный. Белых пятен в истории пруд пруди. Одной только Юльке неймется. Вот напишу докладную на нее, что мешает выполнению работ по теме, сразу присмиреет, коли выговор дадут.
Да не напишу я. Хоть и сержусь, а уж без нее никак. Привык, что ли? Вот это и плохо. Нельзя личной жизнью на работе заниматься – чревато. Сначала замедляешься, эффективность падает, а потом ошибки делаешь. Эх, Юлька!
Нет чтоб помолчать. Мне. Никто же не тянул за язык. Ох, как она взбеленилась! Кучу гадостей наговорила. Ну, и я в долгу не остался. Всё высказал. И то, что ее работа – за оборудованием следить, и то, что указания специалистам она никак давать не может, в силу недостаточного образования, и то, что технику с умом применять надо.
Про ум я зря, конечно, сказал. Тут-то она меня и подловила.
- С умом, говоришь? Ню-ню. А знаешь ли ты, что кроме визуального просмотра, есть и режим овеществления?
Про режим я знал. Да только пользоваться им запрещено. Я так и сказал ей.
- Трусы вы все! – заявила Юлька, - Словами о высокой миссии прикрываетесь, а сами головы в песок зарыли. Сейчас возьму и покажу – как что делать надо!
Предохранитель вырубила и в этот режим перешла. А радиус действия у него – метр. Нас обоих и затянуло в воронку. Только дата овеществления перед глазами мелькнула. 1015 год, июль, первого дня.
Регламентация Хроногенеза.
1. Не допускается вмешательство в историю с целью ее изменения, независимо от последствий того или иного события – как положительных, так и отрицательных.
Мокро было. Солнце только взошло. Трава – чуть ли не в рост и вся в росе.
- Юлька, у тебя допуск есть?
- Какой допуск? – она передернула плечами, задела траву, и вода с метелок потекла ей за шиворот.
- Значит, нету. Плохо. Ой, как плохо! Ты, главное, не двигайся – нас сейчас возвращать будут.
- Вот еще! Я не для того сюда попала, чтоб меня сразу домой уволакивать. Я вам тут шороху наведу. Вы меня попомните!
- Уймись, дура! – не до вежливости, когда в историю вмешиваются, - Ты ж нас всех погубишь!
- Туда вам и дорога! Хрононавты! – и Юлька демонстративно плюнула в мою сторону. Поежилась и зашагала прочь.
Я даже схватить ее не успел. Она совершенно не представляла – к чему могут привести ее выкрутасы. А я очень даже живо. Какова инерционность уже происшедших событий - неизвестно. Может, она нашу историю изменит. Или альтернативный мир создаст. Хорошо, если нам там будет место. Кто знает – что Юльке приспичит? Собиралась спасать кого-то. Не думаю, что простых людей – кто о них думает. Князя, никак не меньше.
Юлька остановилась, повернулась и спросила нехотя:
- Слышь, Сергей, ты заметил, куда мы попали?
- Судя по всему, в окрестности Киева, - я был зол на нее. Понятно, что она спрашивала о времени. Но облегчать ей жизнь не хотелось.
- Дату скажи.
- Первое июля тысяча пятнадцатого.
- Вот как… - Юлька о чем-то думала. Наверняка не о том, как вернуться. – Прямо по твоей теме…
- А что ты хочешь?! В другое время собиралась – так надо было машину настраивать, а не за предохранитель дергать, когда я работаю! – и я выругался.
- Давай-ка без истерик, - Юлька становилась всё спокойнее, - никто нас не будет забирать, не надейся. Мы тут сами по себе. Своим умом жить надо.
- Чего это не будет? На этот счет инструкция аварийная…
- Засунь ее себе в одно место! Инстр-р-рукция! Подумал бы сначала. Ты сколько мощности использовал? А? Дополнительную запрашивал, нет? Аварийка на что работает, помнишь? На поддержание существования овеществленного объекта. Нас, то есть. А рабочего щита нет уже. Расплавился. Пока восстановят, пока группу спасения снарядят, пока искать будут – сколько времени пройдет?
- А чего нас искать? Мы же тут…
- Записочку оставил – в какое время отправляешься? – съязвила Юлька.
Тут до меня дошло. Захотелось юлькино горлышко стиснуть и давить, давить, пока она трепыхаться не перестанет. Она аж побледнела – видно слишком явственно у меня на лице это желание проявилось.
- Ну, Сереженька… Я же не хотела… - и попыталась раскаяние изобразить.
- Не хотела она! Ты это кому другому скажи! Нашла дурака!
- Ладно, не сердись. Чего делать будем? – Юлька передумала конфликтовать. Я всё же был специалистом по этому времени, а она только технической стороной занималась.
- Проще всего нас найти в то время и в тех местах, когда и где происходили значительные исторические события. Надеюсь, они догадаются сначала просмотреть ту эпоху, по которой у меня тема была.
- Какой ты умный, Сереженька… - протянула Юлька, - пошли, что ли?
- Да куда?!
- Туда, где эти события происходят.
Посчитав дальнейшие разговоры излишними, Юлька отвернулась от меня и зашагала, оставляя за собой темный след от сбитой росы. Нельзя ее одну отпускать. И сама сгинет, и историю на хрен порушит.
Я заспешил за ней.
Регламентация Хроногенеза.
2. Целенаправленные действия по изменению существующего времяпотока расцениваются как хронодиверсия. Причины, вызвавшие необходимость изменения, во внимание не принимаются. Ответственность лиц, причастных к хронодиверсии, - максимальная.
Догадалась к людям раньше времени не выходить. И одежда на нас не та, и говорим странно, и в реалиях местных путаемся. Так что соорудили шалашик в рощице и сидели безвылазно. Ждали, когда о смерти Владимира народу объявят. Вот тогда бы и пожаловали в Киев. А пока готовились – одежду по деревням таскали. Точнее, Юлька таскала, а я следил, чтоб не застукали нас.
С пищей проще – я грибы собирал и землянику, а Юлька рыбу ловила. И дразнилась: «Ну, чтоб ты без меня делал? С голоду окочурился бы». Вроде забывала, что без ее участия мне тут вообще не пришлось бы оказаться.
Одно развлечение было – разговоры. О чем угодно болтали, кроме вмешательства в историю. Подозрительно – не могла же Юлька от своей идеи отказаться, не такой она человек. Может, решила тайно всё провернуть, чтобы я не успел помешать ей?
Мне тоже интересно было кое-какие теории проверить. Например, теорию о невозможности внесения изменений в ход исторического процесса. Но если невозможно – зачем тогда все эти запреты? И что будет, если всё-таки удастся заставить историю сделать шажок в сторону? Наш ли мир изменится, или возникнет параллельный? Или эти параллельные миры есть и так, и мы просто перескочим в него? В любой момент времени возможен перескок, или существуют узлы ответвления? Вопросы, вопросы. Нет ответов.
Две недели быстро прошли – мы еле приспособились к простой жизни. Свободная жизнь без обязанностей расслабляет. Уже и не хотелось ничего делать. Так и остался бы здесь. Да Юлька отрезвила: дескать, на поддержку нашего существования тратится уйма энергии. Как решат, что на ветер деньги бросают, так выключат, и не станет нас тут. А будет два аннигиляционных взрыва с минимальным разрывом во времени с массой рабочего тела понятно какой.
Какой-то она слишком правильной стала. На пальцах растолковала, что от Руси ничего и не останется, только радиоактивная пустыня. Могли бы из ЦИК спасателей и пораньше выслать, раз такое дело.
- Знаешь, Серега, - сказала мне Юлька в ответ на это, - подозреваю, что они сами хотят узнать, как на будущем изменение в прошлом отразится. А на нас всё свалят, если что не так пойдет. Опять же, пораскинь умом, - режим овеществления можно было так заблокировать, что ни в жисть не воспользуешься. А тут какой-то дурацкий предохранитель. Не нравится мне игрушкой в чужих руках быть. А ведь так и получилось. Подставили нас.
- Тогда я никуда и не пойду. Посмотрят, что ничего не меняем, и вернут обратно.
- Выключат нас – вот и всё, что будет, - Юлька тоскливо усмехнулась, - Нет уж, придется менять. А ты – думай – что менять.
- Это как думать?
- Головой, дубина!! – заорала Юлька.
- Я так всегда и думаю! – не отстал я от нее, - О чем думать-то?!
- Не, идиот, точно. С кем я связалась, - сказала она, отвернув голову от меня, - Что изменить, причем достаточно серьезно, но чтобы ни на чем это не отразилось – вот о чем!
Ей хорошо рассуждать. У нас вероятностями событий целый аналитический отдел занимается – двадцать человек, и у каждого самая мощная техника в Центре.
- Ага. Знаю – какая у них техника, - Юлька рассмеялась, - Ничего она им не помогает. Что головой придумают, в машину загоняют. Не то скажет – они другие данные вводят, пока не сойдется с тем, как им представляется. Очки втирают. Так что думать – тебе. Ты же – ученый, а я так – технический персонал.
И пальцем меня в бок ткнула.
Мне не поверилось сначала про то, что она наговорила. Однако поразмыслил и действительно – всё сошлось. Умная, зараза. Придется вероятности просчитывать – а то только два варианта и останется: аннигиляция или пожизненное на урановых рудниках. ЦИК – он ничего не прощает. И никому.
Регламентация Хроногенеза.
3. ЦИК – Центр Исторической Коррекции. Свою деятельность декларирует как выявление «темных пятен» в истории и недопущение проникновения в прошлое с целью его изменения – хронодиверсий.
- Мало Бориса предупредить. Надо еще убийцам его воспрепятствовать.
- О, как заговорила! Раньше и слов от тебя таких не слышно было. Всё больше удивляешь.
- С тобой пообщаешься – еще и не так заговоришь, - проворчала Юлька.
- Значит, я – с Борисом, а ты – с убийцами говоришь.
Юлька обиделась. Она глубоко вдохнула, выпучила глаза да так и застыла, не в силах подобрать слова для ответа. Еще бы! Девушку на верную смерть посылает, а сам – что полегче собрался делать.
- Вот глупостей и не говори, - нравоучительно сказал я, - У Бориса войско. Если он решит в Киев идти, никакие убийцы до него не доберутся. Главное – подать ему эту идею так, чтобы он не сомневался.
- Это явлением называется, я вспомнила! – радостно, словно потерянную вещь нашла, сказала Юлька, - Будешь этим, как его…
- Они сами назовут – кем, - перебил я ее, - убедительным надо быть, а это не каждому дано. Вот еще внешние эффекты помогают…
- У меня фонарик есть – не разрядился, – похвастала Юлька.
- Подсветишь, - подмигнул я ей.
Самое сложное – речь подготовить. Чтобы Бориса проняло. Чтобы ушел он в Киев, вопреки тому, как собирался делать.
Мы с Юлькой чуть не прозевали момент, когда гонцы от Святополка приехали. Борис, как узнал, так войско сразу остановил и велел шатры разбивать. Под вечер дело было. Воины ночью посидят у костров и наутро решат на Киев идти – Бориса князем ставить, а он откажется. Вот пока не успел отказаться, то есть ночью, и надо было ему речь толкать. Да только он в горести весь по отцу – Владимиру. И не подступишься.
А Юлька в бок толкает и шипит в ухо противно:
- Иди! А то уважать перестану! Тряпка!
Пришлось идти.
Не знаю, как мимо постов пробрался. Может, и не выставили их – потому как сутки до Киева идти – нечего опасаться. Или весть скорбная в уныние всех повергла.
Встал я с западной стороны шатра Бориса, а Юлька фонариком подсветила, чтоб силуэт мой на ткани появился. Борис не спал – углядел необычное. Спросил – что за тень, кто смеет покой его смущать.
Я под пологом пробрался и вышел к нему. Юлька снизу меня осветила, чтоб эффектней подать. Но Бориса это совсем не смутило.
- Что тебе надо, человек? – спросил он.
- Пришел спасти тебя, - надо было говорить прямо.
- Всё в руках Господа нашего, - сурово сказал князь.
- В наших силах прочитать правильно то, что говорит Он нам.
- Что же сказал Он тебе? – Борис скривил губы.
Было видно, как ему тяжело – смерть Владимира действительно больно его ударила. Он сидел, опустив плечи, глядел исподлобья. Но князем он всё равно оставался. И нельзя было его обманывать в главном.
- Знаю я – что случится может. Кто открыл мне это – неважно. Но грозит тебе опасность. Убийцы уже идут к тебе…
- Пустое… - прервал мою речь Борис, - не миновать нам участи этой…
Борис был не простым человеком, который будет думать лишь о своем спасении. Надо было обращаться к его чувству ответственности перед всем народом, перед будущем его страны.
И я сказал:
- Не пойдешь в Киев, не утвердишь власть свою вместе со Святополком – пойдет брат на брата, сын на отца. И повинен будешь в смертиях многии. Ярослав – язычников и варягов приведет на Русь христианскую, церкви пожжет. Мстислав из Тьмутаракани – иудеев хазарских с касогами. Судислав – немцев, что во имя Христа вершат дела богомерзкие. Раздерут Русь по клочкам – места живого не оставят. И падет христианство на Руси. И ты повинен в этом будешь! Звать утром будут тебя воины твои – силой занять стол великокняжеский, прогнать Святополка. Не внемли им. Скажи, что это брат твой, и вместе править будете. Усмирите печенегов, укрепите Русь, будете нести слово Божее. И останется имя твое в веках, как продолжателя дела отца твоего, Владимира…
Ну, чуть преувеличил я, каюсь. Но эффект был достигнут. Борис спину распрямил, встал и кликнул посыльного – собрать воинов его. На меня уже внимания не обращал, да я в тень отступил, а там совсем из-под полога выбрался и вместе с Юлькой прочь побежал. Что там Борис сказал – так и не услышал. Только общий довольный рев его воинов. Значит, пойдут на Киев. Удалось.
Что дальше будет – уже не в моей власти. Самое время нас с Юлькой забирать.
Забрали.
«…И пришел Борис в Киев, и заключил мир с братом своим Ярославом, отписав ему Новгород. А Святослава, что злоумышлял против него, простил, оставив ему земли древлянские. И другим братьям своим, что по уговору отписал им Владимир, всё отдал. После же оставил Святополка заместо себя на столе великокняжеском. Себе же войско взял, чтобы усобицу пресекать, буде начнется такая. И нес Борис слово Божее по всей земле Русской.
…
И начали жить мирно и в братолюбии, и затихли усобица и мятеж, и была тишина великая в стране.
…
Знамение в виде змея явилось в небе, так что видно было его по всей земле…»
(ПВЛ)
Регламентация Хроногенеза.
4. В результате проведенных исследований установлено – инерционность хронопотока велика настолько, что не позволяет вносить изменения в процесс хроногенеза. Поток событий неизменно выравнивается и входит в прежнее русло истории.
Вне форума
[b:6c1b4d1d4d][color=green:6c1b4d1d4d]БОЖИЙ ПРОМЫСЛ [/color:6c1b4d1d4d][/b:6c1b4d1d4d]
Княжьих пиров Иоаким не любил. Недушеполезны они. Мирянину грехи, иноку - соблазны. Да только вся жизнь человеческая течёт среди грехов и соблазнов. Тут уж выбор невелик. Либо, подобно отцам-пустынникам, уходи из мира в места глухие, людьми не обжитые и там проводи свою жизнь в уединённой молитве, скорбя о участи человеческой и взывая к милосердию Господа. Либо живи в миру, борись с грехом и утверждай правду Господню среди неправедных.
Иоакиму всегда было ближе второе. С юности тянуло его к проповеди среди света Христова не видевших, к наставлению посвященных, да ослабевших духом. Оттого, наверное, Святейший Патриарх, когда потребовалось послать ко двору новокрещенного князя Киевского пастырей, выбрал молодого летами иеромонаха и рукоположил во епископа. К тому же родом иерей был из Корсуни, языком тьмутараканских русов владел сызмальства, стало быть, и с киевскими и с северными русами мог общаться без толмача, не то что остальные направленные в Киев иерархи. Святейший полагал, что Иоаким должен будет основать кафедру в Полуночной Столице Киевского княжества - Новогороде, но уже в Киеве, после долгой беседы с князем Василием, владыка Михаил, ставший Киевским митрополитом, принял иное решение. В Новогород епископом отправлен был Фёдор, а путь Иоакима пролёг в восточные леса, в град Ростов, где княжил любимый сын Василия - Роман.
Теперь, по прошествии многих лет, Иоаким понимал, что решение владыки оказалось мудрым и прозорливым, не иначе, как вдохновлённым свыше. Мудрый и кроткий Фёдор умягчал Божьим Словом душу сурового князя Георгия Новгородского, а деятельный и непреклонный Иоаким стал верной опорой мягкосердечного Романа Ростовского.
Сейчас, когда престарелый Владимир вызвал любимого сына и наследника, чтобы отправить в поход против степняков, епископ Ростовский сопроводил князя до стольного Киева. В душе Иоакима витали смутные предчувствия: быть беде.
Из молодого князя вышел бы замечательный архимандрид: Роман, или как его чаще называли языческим именем Борис, не смотря на молодость был очень разумен, добр и справедлив, близко к сердцу принимал нужды своих подданных и стремился всячески облегчить их жизнь. Но, чтобы быть хорошим князем потребны иные таланты. Роман, как и любой рус, был неплохим воином, но душа его к битвам не лежала. А уж чтобы сподвигнуть его на справедливый суд и убедить отправить на виселицу какого-нибудь татя-душегубца, и вовсе требовались неимоверные усилия ближних бояр и самого Иоакима в придачу. Как не тверди князю, что он от Бога поставлен блюсти порядок в своих землях и карать преступников, а он всё о милосердии, да о прощении до семижды семи раз ближнему своему.
Ладно, когда всё это творится в сокрытом в глубине лесов Ростове. Но управлять так всею Русской землёй невозможно. Особенно, когда рядом сильные и деятельные братья, сыновья того же отца, почитающие себя достойным великокняжьего престола. Велико искушение, как тут не развязать усобицы. Воистину, слепа любовь родительская: князь Василий был мудрым и дальновидным политиком, а вот ума, чтобы оставить престол Георгию или Черниговскому князю Андрею, у него не хватило. И вразумить некому. Бояре перечить старому князю боялись больше огня, а митрополит Михаил... Дело владыки - спасать душу князя от вечной гибели, а не учить, кому и как править Киевом.
Вошел служка.
- Батюшка, владыка Михаил тебя кличет: пора к князю на пир.
Но на пир владыки так и не попали. Едва спустились с крыльца митрополичьих хором, как бухнулся в ноги вбежавший во двор человек.
- Отцы святые, беда: князь-батюшка помирает!
У Иоакима внутри словно всё смёрзлось в ледяной ком.
- Как это - помирает?! - грозно вскричал митрополит.
- Гонец прискакал из Новогорода: князь Ярослав дани платить не желает, идёт с войском на Киев. Князь наш как услышал это, в гнев вошел. Кубок на пол бросил, в кресла вскочил, да как закричит: "Мостите гати! Скликайте войско!" Да и пал на землю замертво, еле дышит. Может, помер уже.
Владыки осенили себя крёстным знаменьем. Дело ясное, надо спешить в княжьи хоромы, дать последнее напутствие отлетающей душе.
Согнутый, сразу постаревший на десяток лет митрополит Киевский Михаил вышел из княжьей спаленки в горницу. Здесь толпился народ: бояре, ближние дружинники, челядники. А поперёд всех - князь Вениамин, старший сын Василия. А может, и не его сын, а брата его Ярополка. По Киеву ходили упорные слухи, что Василий взял жену убитого брата уже с ребёнком во чреве. Так оно или нет, теперь доподлинно знали лишь двое: умирающий князь, да его духовник Анастас, настоятель Десятинной церкви.
Михаил широким жестом благословил собравшихся, люди приучено склонили головы.
- Князь принял Святое Причастие. Верую и молюсь, что будет он Господом не осужден, а оправдан.
По горнице пробежал тихий ропот.
- Князь Вениамин, ныне тебе нести тяжкий крест радетеля и охранителя земли Русской.
Старший сын сверкнул глазами. Кто не знал, что он мечтал о том, чтобы унаследовать Василию. Кто не знал, что старый князь хотел видеть своим преемником Романа. Наверняка, многие бояре держали руку Вениаминову, надеясь при новом князе занять более высокое положение в Киеве. Быть смуте! И от того, кого поддержат слуги нового Бога, во многом зависит её исход. Всегда считалось, что церковники будут сторонниками благочестивого Романа. И вдруг, митрополит поддерживает Вениамина. Что это значит? Подкуплен? Последняя воля умирающего Василия?
- Благослови, владыко, - срывающимся голосом вымолвил князь.
Митрополит протянул перстень, Вениамин звучно облобызал владычью длань.
- Собирай войско, князь. Нельзя обречь на усобицу землю Русскую. Нельзя, чтобы Георгий вошел в Киев завоевателем и усадил себя на княжий престол копьём своим. Да не будет!
По горнице снова пробежал ропот. Теперь громче и как-то едино. То, что говорил сейчас митрополит, было просто и понятно. И вправду, не дело, если Георгий на стольный Киев северян наведёт.
- Я же, грешный, молить буду Господа о ниспослании мира. И отправлю к Георгию владыку Иоакима. Дабы увещевал он мятежника Словом Божьим и вразумил вернуться назад в Новогород.
- Прикажу дать ему верных людей в охрану.
- Не надо, князь. От татей мои воины владыку уберегут, а больше в Русской земле слуге Божию бояться некого. Ты же, князь, пошли верных людей к брату своему Роману, пусть Большая дружина к Киеву поспешает. Не время сейчас с печенегами рататься.
- Верно, владыка. Сей же час отправлю гонцов к брату.
Воистину, Божьим промыслом Иоаким был отправлен на Русь. Кабы не знал он языка степняков, так в поисках Романова войска блуждал бы до Ссудного Дня. Велика степь, в ней и Большую дружину найти не легче, чем иглу в стоге сена. Но помогли встречные берендеи, указали правильный путь к лагерю на берегу Альты. Благословен Господь, берендеев этих на путь Иоакима пославший.
И всё-таки епископ опоздал: ещё намедни до дружины добрался гонец Вениамина, принесший весь о смерти Киевского князя и о том, что всеми делами в городе заправляет его старший сын.
- ...И пришли ко мне самые уважаемые дружинники и сказали: "Мы - воины отца твоего, готовы исполнить волю его. Поди в Киев и будь властелином земли Русской". Я же ответил им: "Могу ли я поднять руку на брата старейшего? Он должен мне быть вторым отцом". И тогда дали они мне сроку до завтрешней утреней зори. Коли решу я идти на Киев, то пойдут они со мной, а коли нет, то всё равно пойдут они в Киев, служить брату моему Вениамину. Меня здесь оставив.
- И что ты решил, сыне?
- Не пристало князю христианскому менять своих решений. Пусть идут и служат брату верой и правдой, я же с малой дружиной вернусь в Ростов.
Иоаким покачал головой.
- Худо ты решил, княже. Не в Ростов тебе надо идти, а в Киев. И не с малой дружиной, а со всем войском.
- Не велит Господь проливать кровь. Как же я поведу воинов своих же братьев убивать?
- А почто ты решил, что Господь попустит? Маловер! Всё в мире волею Господней совершается и Божьим Промыслом. И един волос с головы человеческой не упадёт, если не будет на то воли Его. Что же ты, сыне, поперёд всеблагого Отца Небесного будущее предрешил?
- Не могу я пойти на Киев, отче, - взмолился Роман. - Ежели кровь невинная прольётся, грех великий ляжет на мою душу. Страшно погубить её.
- Страх Божий в каждом христианине жить должен, - возвысил голос епископ. - Коли злое дело задумал - страшись и не делай. Коли доброе - страшись и делай. Разве корысти и гордыни ради пойдёшь ты в Киев? Было бы так, то не было бы тебе моего благословения. Но волю отцову исполнить, сесть на престол Киевский и управлять землёй Русскою по закону христианскому - долг твой, сыновий и княжеский. Страшись, но исполни его.
Молодой князь опустил голову и подавленно молчал.
- Не могу, владыка, - вымолвил он, наконец. - Не могу. Словами не выскажу, но чувствую, что недолжно мне идти в Киев.
- Должно! - твёрдо произнёс епископ. - Князь Василий хотел, чтобы ты стал его преемником на столе великокняжеском.
- А если нет на то воли Господа?
- Если нет на то воли Господа, так не увидишь ты стен Киевских. Паки и паки реку тебе, сыне, Божьим промыслом всё совершается в этом мире. Не нам, рабам его, отменить или изменить предначертанное. Положись на волю Божью и делай что должно. А будет то, что Господь пошлёт.
- Благослови, владыко, - еле слышно прошептал Роман.
- Благослови тебя Господь завтра двинуться на Киев!
И пришел князь Борис с Большой дружиной к Киеву, и не осмелился Святополк с малым числом сторонников выйти на битву. Встретил он брата с притворным радушием и Борис был провозглашен новым Великим Киевским князем. Тогда же к миру удалось склонить и Ярослава, он вернулся к себе в Новгород и распустил войско...
Между тем, Святополк не оставил мысли самому княжить в Киеве. Пользуясь добротой и простодушием Бориса, он организовал заговор, собрав во круг себя многих бояр. Улучив момент, когда Борис остался в Вышгороде с малым числом слуг... убийцы ночью вломились в опочивальню его и копьями пронзили Бориса, а так же верного отрока его, который хотел собственным телом защитить государя и друга.
( Н.М.Карамзин. История государства Российского. Том II. Глава I. Великий князь Борис. 1015 )
Вне форума
Подлинная история
Попробуй-ка, отгони комара, если левой держишь уздечку, а правой копье! Копьем несподручно – тяжелое, зловредина запросто уворачивается. А другим концом уздечки Иваньша себе же по носу и угодил, к великому удовольствию соратников. Но не расстраиваться же! В конце концов, сам виноват. Скачи, и всего-то делов! Какой же комар за конем угонится!
Долгий день подходил к концу. Молодой князь Борис с войском возвращался из степи, где по поручению отца, светлого князя Владимира учил уму-разуму коварных печенегов.
Показалась речушка, пора было всерьез подумать о лагере. Ближний боярин, что скакал впереди, насупил брови:
Низкий песчаный берег – чем не место! Вот только не теперь. Всю обедню портит золотистая на вечерней заре дубрава на том берегу… будь ты хоть пяти сажен ростом, все одно никак не рассмотришь, что творится под ее густыми кронами. А ведь вести из стольного града Киева черные, что твое воронье! Что де светлый князь Владимир Красно Солнышко преставился, а княжит ныне в Киеве узурпатор, князь Туровский Святополк. А коли так, то и ждать нечего, кроме беды… того и гляди, с высокого берега стрелой угостят!
Дубрава, обычно богатая птичьими трелями, безмолвствовала, еще более мотая натянутые до предела нервы. Даже плеск воды под копытами казался грохотом.
- Вон там, видишь, Иваньша? - обернулся боярин к отроку, скачущему чуть позади, - У обрыва вьется дымок. Это, скорее к добру, нежели к худу. Не родились еще лихие люди, что разведут костер так вот открыто, на виду у войска.
Конница легко взлетела на высокий обрывистый берег, и ближний боярин невольно перекрестился. Костерок-то оказался в добром десятке сажен от берега. Старый вояка хорошо знал себе цену – не мог он так ошибиться, не иначе колдовство черное деется!
А сидела у костерка дева красы невиданной в ослепительно белой сорочке.
Неспроста она тут сиднем сидит! Уж не нас ли дожидается? – глянув исподлобья на деваху, подумал боярин, но все же облегченно перевел дух, да занялся устройством лагеря, – Девка есть девка. Даже и лука доброго не видно!
Не обращая внимания на воинов, дева играла на дудке, в чем оказалась, без сомнения, великой мастерицей. А в ногах валялся тощий дорожный мешок.
Мало ли кого выгонит нынче из дому нужда-судьбина, да и сенокос позади! Но чтобы так вот, одна… и впрямь что-то небывалое!
Легкая как ветер мелодия вплеталась в шорох дубравы, нависающей теперь почти над головами. Девушка сидела спиной к лесу, и взгляд ее парил высоко в небесах…
Пока ставили шатры, дело нашлось всем. Иваньша, забивая колышки, невольно залюбовался красавицей. Ясное дело, что она достанется князю, но уж никак не мне! И, все же, это какое-то наваждение! Как будто, во всем свете больше и нет ничего. Вот только мы двое! И костер. И весь мир кружится вокруг нас…
- Что, понравилась девка? – раздался за спиной негромкий голос ближнего боярина.
- Слов нет, дед Андрей!
Иваньша отогнал чарующий образ и с сожалением вернулся с небес на землю. Взгляд девы на мгновение задержался на пареньке и вновь вознесся к небесам.
- Как поставите этот шатер, обустраивайся в нем и ложись. Перед рассветом на стражу встанешь, – сказал ближний боярин, и растворился в сгущающихся сумерках.
***
У Бориса даже сердце защемило. А ну, как обидят девку воины! Хотя, по ней никак такого не скажешь! И на тех падших женщин, что во множестве вьются вокруг любого войска не похожа. Что-то здесь не так! Повинуясь скорее порыву, нежели здравому размышлению, князь спешился и направился к костру, захватив отчего-то из походного мешка гусли…
Пойти-то пошел, да далеко не ушел. Обступили князя воины.
- Пойди, княже, в Киев за стол отца своего. Смотри, вот, сколько у тебя воев!
Закручинился молодой князь. Негоже поднимать руку на брата старшего, он же все равно, что отец! Да усмехнулся в усы седые ближний боярин. Невеселая вышла та улыбка. Словно мысли княжьи прочел. Может, хоть небеса подскажут, как отвести беду?
- А что, князь, покажешь мне стольный град? – молвила вдруг дева красная сильным голосом, поднимаясь в полный рост.
И оказалась ничуть не ниже самых высоких мужей.
И зашумела легким ветерком золотистая дубрава.
И не смог отвести молодой князь взгляда от голубых ее глаз.
- Покажу, красавица…
***
Долго вглядывался Путьша из кустов с края дубравы, силясь понять, что же там, на берегу происходит. Вот напасть! Все ведь шло как по маслу! Вои как нельзя вовремя пристали к молодому князю – веди, дескать, на Киев-град, и все тут! Вот бы ему и брякнуть: не пойду, мол, супротив старшого брата. Не могли они его не оставить! Пусть даже и с отроками. С теми уж как-нибудь разберемся! Но тут сам бес послал эту проклятущую девку!
Хотя, горе не беда. Лагерь-то в сторонке разбили. Дабы князю молодому не мешать, в случае чего. Коли девка сама в шатер пойти не пожелает. Ничего, Бог даст – поутру и сладим, а там поминай, как звали!
- А князь-то в Киев, никак, собрался! – проворчал Путьша в сердцах, разобрав, наконец, переговоры у костра. Что и немудрено. Что князь, что девка голосили – за версту слыхать.
- А стольный князь как же? – пробасили вдруг из-за спины.
- Вот, тож… – рассудительно ответил Путьша, запоздало оборачиваясь. Голос, вроде, показался незнакомым. Хотя, кому ж здесь еще быть, окромя своих…
И оторопел. В двух шагах стоял косолапый в пару сажен ростом….
***
- Как звать-величать, красавица, да из чьих будешь? – вполголоса спросил ближний боярин, скорее, чтобы взглянуть, не выдаст ли чем себя.
Девка усмехнулась – собеседник толком не слушал, и тихо ответила:
- Я сама по себе. Вы, христиане, меня Параскевой Пятницей кличете...
Уж эти-то переговоры, Путьша по-всякому не расслышал. С остановившимися глазами пятился он, пока со всех ног не бросился наутек к лагерю.
Медведь же, коротко, по-человечьи хмыкнул, да и завалился в соседние кусты…
***
Утро встретило подозрительной тишиной. Сердце ближнего боярина неприятно захолодило, стоило бросить взгляд на княжий шатер. А потом, через силу, и на давешнее кострище. Никого, конечно же, не было. Парень стражник стоял ни жив, ни мертв. Поначалу лопотал что-то уж совсем несусветное. С трудом удалось добиться от него вразумительного рассказа:
- Предрассветное небо, сплошь усыпанное звездами, постепенно светлело. Князь спал у костра, дева молча сидела рядом и глядела в огонь. Так продолжалось долго. На кого ж было глазеть, как не на нее! Потом в дубраве заухал филин, - один из воинов, седой как лунь, аж присвистнул, - тут она встрепенулась и встала. А вокруг воины… не наши. Числом семь. Молча как тени. Как из травы выросли! Аж язык проглотил, не в силах отвести глаз от богини, – почему-то для себя он твердо решил так ее называть, – меня они скорее всего не видели я ж в тени стоял!
- И куда ж они, – подсказал вопрос ближний боярин, - воины-то?
- А? – Иваньша посмотрел на деда рассеянным взглядом, - делись… куда-то… а она разбудила князя, вдвоем затоптали костер и двинулись в путь… Боже! Какая ж она красивая!
Да, ну тебя, опять о своем! – вспылил дед, – отойди-ка. Небось, не все еще затоптал!
Князь и дивчина ушли на утренней заре. Прихватив только дорожные мешки. Особо не таясь, двинулись, и впрямь, в сторону Киева. Самолично облазил ближний боярин все вокруг кострища. Да, ползли к костерку лихие люди из дубравы. Ползли, да не доползли. Нет, боя не было. И князь ушел на своих ногах. Вместе с девкой. Шли не таясь. След оставили – за версту видать.
И так, и эдак расспрашивал дед Андрей сестриного внука, пока скакали в погоне, пытаясь взять в толк, как могли семеро лбов даже не попробовать сладить с девкой.
- Говорю же дед, какое там сладили – истаяли они как утренний туман! – вспылил, наконец, внук.
- Да, уж, истаяли. До самой дубравы трава изломана.
- Виноват я, дед. Голову сечь мою нерадивую. За то, что не зашумел! – хрипло подытожил Иваньша.
- Погодь, прыткий какой, это тебе не дрова рубить! И не потому, что внук ты мне. Ежели они всемером так испужались, что до самой дубравы чесали в беспамятстве… ты своим шумом, пожалуй, больше навредил бы. Неровен час, в себя бы пришли, окаянные. Так что, не горюй. Но сам – казнись. Это правильно. Ты упустил, с тебя и спрос.
Ближний боярин пришпорил коня и ускакал вперед.
***
Когда незадолго до рассвета Святополковы подсылы ужами ползли по сырой траве, подбираясь к спящему у костра князю, да оставалось сажени от силы полторы, и взяли сладкую парочку мало не в круг… встала она молча в полный рост.
Поднялись и они на ватных ногах. То ли так оно и было, то ли у страха глаза велики, а только показалась дивчина молодцам Святополковым добрых трех саженей ростом. А глазищи…
Не чуя под собой ног, добежали до коней, и тем же вечером в Киеве предстали пред светлые очи князя Святополка. Хотя, типун мне на язык поганый. Какие уж тут светлые, бес его побери!
Долго дивился князь сбивчивым их речам. То, что добрые вояки девки поутру испугались, дело нехитрое, чего не бывает на белом свете! Но, вот, долететь из тех мест, про которые они сказывают за один световой день до Киева можно только на крыльях!
Те твердо стояли на своем, божась, что так оно все и было, как они толкуют.
В конце концов, – рассудил князь, – отчего ж и не подождать, коль так обернулось. Похоже, Борис решился-таки помериться силами за отцовский трон.
***
Ветер свистел в ушах, комья земли летели из-под копыт. Стрелой летела конница по степи. К вечеру за лесом, что начинался дубравой, показалось ближайшее село. Солнце как раз освещало последними лучами пяток домов вокруг холма.
Уже издали слышалось – в селе царит неурочное веселье. В центре на большом пне бренчали гусли, дудело несколько дудок, да лихо отплясывал развеселый люд.
Наскоро остановив разгоряченного коня, ближний боярин спешился на околице, и решительно вошел в круг. Только тут мало не сплюнув с досады. На гуслях оказался столетний дед.
Гусляр разыгрался не на шутку, и насилу остановился. Отдал инструмент соседней девке, и молодцевато поднялся на ноги.
- С добром пришли, аль с худом, гости дорогие? – пророкотал его густой бас.
Сразу видать, не только гусли пришлось подержать его рукам на своем веку. Уважительно глянув на собеседника снизу вверх, а тот оказался на добрую голову повыше, да и в плечах всяко пошире, боярин спросил:
- А что, отец, не объявлялся ли у вас намедни пришлый парень с гуслями, да с девкой?
- Появлялись, как не появляться, – ответил тот, чуть помедлив, не сводя с собеседника острых серых глаз из-под густых седых бровей, – да ведаешь ли ты и сам-то, о ком толкуешь? – как раз днесь пополудни: вышли в круг, и давай играть! И до того затейливо, ноги сами в пляс пускались.
- Ну, и где ж они теперь?
- А как пришли, так и ушли, мил человек! – махнул дед в сторону стольного града Киева.
- Давно ли?
- Да уж, с полдня. Далече, стало быть. Не для вас, конных, знамо дело!
И, видя, что интерес собеседника исчерпан, вернулся на свой пень, принимая у девки гусли…
- Как звать-величать девку-то? – тихо спросил седой как лунь воин, – уж не обессудь, боярин. Грешным делом, подслушал давеча краем уха ваш разговор.
- Видишь, какое дело, – смутился тот в ответ, – не помню я толком. То ли Прасковьей…
- Да, нет, боярин! – почесал собеседник затылок, – похитрее она завернула. Праскевой, что ль? Что за имя такое! Да еще словечко добавила. Его-то я и не расслышал.
- Знаком, что ль?
- Был бы знаком, давно бы сказал! Смекаю вот я, не угодил ли князь в беду? Уж, не колдунья ли девка? А то, как же это выходит: мы скачем, скачем, вона, сколь отмахали, а все без толку…
- Вот, и я тоже думаю, – усмехнулся в ответ боярин, – и голова у ней великовата, и ручищи до колена. Э, нет, брат, старики мы уж с тобой! А девок привечать – дело молодое. Пусть уж тут князь сам разбирается!
- Как же так, дед! – прошептал Иваньша, оставленный стеречь коней, - народ же радуется, а вы – колдунья! Вы ее, как словите, неужто казнить будете?
- Сперва догони! Вон, сколь скачем, а все никак! Да, и потом, а князь-то на что! Неужто подружку казнить позволит?
Войско Борисово вскочило на коней и унеслось в ночь. В сторону Киева.
Догнать конному пешего – невелик труд. Да вот, только, пеших давно бы нагнали. Не иначе, есть у девки сообщник с добрыми конями. А как в деревню заходить, он в лесу схоронился. Быть по-иному не может!
***
Только теперь, выйдя от князя, Путьша со товарищи начали потихоньку приходить в себя. Эта проклятущая девка с непропорционально большой головой и ручищами до колен нагнала, конечно, страху там, на реке, и оттого вояки не находили себе места. Горе-злочастие полыхало в груди и его не зальешь иначе, как в корчме…
- Ты понимаешь, друг, - начал Путьша в который раз рассказывать все ту же историю, - ползем мы к костру-то, травища по колено, близко уже, и тут она встает. Вот те крест! Трех саженей росту. А ручищи…
- Погоди-ка, приятель, ты ври, да знай меру. Сам же только что толковал, как она договорилась с князем Борисом. Что же он-то не струхнул!
- Так, ему, князьку-то молодому, знамо, что надобно было!
- А вы что ж терялись?
- Ты тоже сравнил! Что мы, а что князь! Да и не была она такой о ту пору!
- Что же, за ночь, выходит подросла? Ты, вот, скажи-ка мне, дружище еще раз, о чем таком они с Борисом договорились?
Голос прозвучал нетерпеливо, и оттого сделался смутно знакомым. Путьша с трудом поднял хмельные глаза, и мигом протрезвел. Напротив сидел сам князь Святополк.
- А, и то, правда, они ж ведь, вроде, вдвоем в Киев идтить сговаривались…
Разговор, вроде, наладился, и с души как камень свалился. Путьша с надеждой взглянул на сузившиеся вдруг глаза князя и похолодел. И, под оглушительный грохот сердца, услышал, как князь, выдержав паузу, подытожил:
- Сговаривались вдвоем в Киев, это хорошо. А теперь, убирайтесь-ка отсюда все подобру-поздорову. И чтобы ног больше ваших здесь не было…
***
И опять скачка. И опять село. И опять пляшут.
- Дык, как же не плясать-то, мил человек! Ноги сами так и выплясывают коленца. Такие скоморохи явились, ажно душа поет! Какие такие скоморохи? Да парень с девкой. Али девка с парнем. Так оно лучше будет. Как-никак, она всяко постарше! Когда ушли? Да вот, с полдня, или, может, чуток поменьше.
Вот они, какие дела, выходит, брат! Дожили. Князь скоморох…
***
На коротком отдыхе лунной ночью на берегу мелкой лесной реки Иваньша неожиданно заговорил:
- А Она, поди, сидит сейчас на берегу вот такой же речушки. Ноги в воду опустила…
- И на дудке играет, - решил в шутку подыграть рябой парень, немногим старше него.
- Играет, - легко согласился Иваньша, - что-то тихое и печальное…
- А князь как же? – спросил кто-то из ветеранов.
- А князь рядом лежит. На берегу. И смотрит на воду…
***
И еще привиделось Иваньше, что стоят, де князь с девкой на перекрестке дорог и тихо о чем-то говорят. Но отсюда, - сказывает Иваньша, - не слыхать. И стоит с ними третьим огромный, двух саженей ростом медведь. И, поговорив, вроде бы, отправились князь с девкой в сторону стольного града Киева. А медведь, как стоял на задних лапах, так и двинулся своей дорогой. К ближайшему лесу.
Слушали парня воины, да посмеивались. Уж в такие россказни совсем невозможно поверить! А и на том спасибо. Послушали посмеялись, и на душе полегчало.
***
- Ну, и что скажешь, Кузьма? – обратился Святополк к соседу боярину, когда Путьша с дружками, как ошпаренные выскочили из корчмы, – может, девка – Ярославов подсыл? И вместо одного войска придется иметь дело с двумя?
- Непохоже на Ярослава. Он бы, пожалуй, сам явился, или кого другого прислал, но уж никак не девку! Больше похоже, что она сама по себе.
- Колдунья, что ль? Когда они собираются до Киева дойти пешим-то ходом!
- Не обязательно пешим, князь. А ну, как у нее в ближайшем леске была спрятана пара коней!
- В ближайшем леске как раз прятались мои люди. Но, в общем, ты прав. Лес большой. Что посоветуешь, боярин?
- Я посоветую, княже, - ответил тот, не спеша отхлебнув пива, - готовиться к битве. Но не забывать, что князь Борис может явиться в Киев и вот так, просто, один с девкой.
- В таком случае мы уж как-нибудь с ним сладим…
- Не говори гоп, князь, целее будешь! – проворчал в ответ боярин.
Приходился он князю заместо отца родного, и говорить подобное грозному повелителю было для него в порядке вещей.
И послал князь Святополк людей проверить: правду ли говорят, что скачет в Киев Борисово войско? И вернулись люди с грозными вестями. Скачут, да так, будто у них крылья за спиной.
И послал князь Святополк других людей. Прознать, действительно ли князь Борис идет в Киев. И сам ли идет или с войском? Но не нашли люди Святополковы молодого князя. Ни с войском, ни самого по себе.
И встревожился князь киевский Святополк, и стал войско сбирать. Чтобы оборонить трон отцовский.
***
Впервые за эту солнечную неделю собрался мелкий дождик. Скакали, на сей раз кромкой леса, ложбиной между холмами. Далеко впереди показался овраг. Ближний боярин впереди задумался. Главное направление – яснее ясного – в сторону Киева. Ну, а там, дальше, поди-ка, не проскочи – сто верст, да все лесом! А в какое село ни войди, и на тебе, они только что были…
Как будто сила какая-то вела их точно по следу, не давая ни приблизиться толком, ни сбиться с пути.
Хотя, что там голову ломать. Ведомо, какая сила! Вон, как Иваньша мощно скачет! И, главное, не скажешь, чтобы именно он определял направление. Кто б его, мальца слушать стал! А вот ведь… передается, видать…
Боярин привычно скосил глаза направо и чуть назад, где обычно скакал внук, но вспомнил, что отослал парня в середину колонны – передохнуть, и тяжко вздохнул.
- Дед, дед Андрей! – послышался взволнованный голос приближающегося Иваньши.
Боярин встрепенулся, овраг как раз приблизился вплотную, и выхватил саблю. Навстречу из оврага неслись конные. Среди туч выглянуло солнце. Засверкали клинки. Встретили налет вдвоем с внуком, но бойцы уже подлетали, и противник, вильнув хвостом, скрылся обратно в овраг.
Боярин остановил своих, - нечего преследовать. Не до того сейчас. Киев рядом, чего еще ждать!
- Ты чего хотел? – обернулся он к Иваньше.
- Так, я ж и кричу, диду, не нравится мне этот овражек!
И все дружно захохотали…
***
Так и скакали. Чем дальше, тем ближе. А все никак не ухватишь! Пока с вершины холма, не увидели на следующем золотые купола стольного града Киева.
Солнце привычно клонилось к закату. День завтрашний выдался воскресный. Дорогу, тянущуюся широкой просекой на вершину холма к городским воротам совершенно запрудили многочисленные подводы. Люди казались такими маленькими, что даже мышь смотрелась перед ними как медведь перед шавкой. Сумерки только еще начинали сгущаться, когда боярин, Иваньша и все, кто был впереди, без сомнений рассмотрели Их.
Там было довольно многолюдно, особенно не побегаешь. Все в основном стояли у своих подвод. Даже отсюда было заметно: девка, не замечая никого вокруг, тихонько играет на дудке, а князь подыгрывает ей на гуслях.
И они таким образом мало помалу продвигаются вперед. И, вот уж это точно углядели все, вместе с ними по дороге катится какая-то волна праздника. Всяк, кого они миновали, начинал приплясывать…
Мдаа… идти до ворот-то им оставалось всего ничего, а тут по ложбинке – лес густой. Как ни спеши, а ночью далеко не ускачешь. На опушке спешились. Пока устраивали лагерь, стемнело. Невдалеке в лесу поблескивал костерок. Отобрав с десяток самых лихих рубак, ближний боярин решил подойти. Взглянуть, кто это тут ночь коротает…
Костерок оказался разложен на небольшой полянке. Языки пламени среди огромных еловых лап, слепили, и собеседника удалось рассмотреть не сразу.
- Куда путь держите люди добрые? – прозвучал густой бас, едва подсели к костру.
- Скоморохов ищем, парня с девкой, не проходили мимо?
- Может, и проходили. Беспокоитесь о князе?
- Как не беспокоиться, - не смутясь продолжил ближний боярин, - девка-то, никак, колдунья! Коли не спасем сейчас, беды не миновать!
Над головами поскрипывали ели-великаны. Трещало пламя. Только теперь ближний боярин рассмотрел, наконец, что разговаривает с огромным бурым медведем. Косолапый как ни в чем не бывало, обжаривал на вертеле тушку какого-то мелкого зверька.
Хороши б мы сейчас были, не брякни внучок накануне про ту свою фантазию, - устало подумал боярин.
- Да и есть от чего беспокоиться! – продолжил он вслух, - давеча с холма увидели их, наконец. Как раз к городским воротам подходили.
Вкусно запахло жареным мясом. Медведь взял вертел двумя лапами.
- Это плохо, - проворчал он, с видимым удовольствием принимаясь за трапезу, - у Святополковых подсылов там, на реке, не сладилось. Она помешала, а в Киеве уж как-нибудь… ты садись, дружище, в ногах правды нет, - сказал косолапый, видя, что собеседник вскочил, - никак, стемнело уж. Ворота закрылись. Выходит, что им, что вам снаружи ночь коротать.
- Ты-то почем знаешь! - усмехнулся боярин, однако, сел обратно.
- Да уж знаю. Ты, вот, скажи мне, мил человек, для чего в Киев путь держите? Там, на реке не защитили, а уж в стольном-то граде… что вы там? Зачем вы там? Вы ничего не сможете ни добавить, ни убавить!
- Там не защитили, и это плохо. А уж тут-то по любому должны быть рядом.
- И ее не испугаетесь?
- Это дело княжье, с кем знаться, – твердо ответил боярин, – а наше – волю княжью соблюсти.
- Ну, а коли так, то пошли, – медведь поднялся на задние лапы, да разворошил костерок палкой.
- Это не помешает? А то, боюсь, нас неправильно поймут, - заметил седой как лунь воин, разматывая с пояса крепкую веревку.
- Можешь не беспокоиться, приятель, - чисто по человечески хмыкнул медведь и подставил шею, - только вы, это, лошадок да копья оставьте где-нибудь здесь.
- Как же так! - изумился воин, - Я ж без коня да копья, как голый!
А вот так, - усмехнулся ближний боярин, - мишка-то дело говорит. С ножами пойдем. Нечего светиться раньше времени!
Среди еловых крон забрезжил рассвет.
***
Хмурый спустился Святополк на площадь из палат княжьих. И солнце, рассиявшееся с утра после недели ненастья ему не указ. И народ, пляшущий на площади так некстати. Скоморохи, видишь ли, наведались! А ну, как нагрянет Борисова конница! А по всему выходило, когда ж ей и нагрянуть, ежели не сегодня. А ведь и нагрянет. Шкурой чуял Святополк, не может не нагрянуть!
Рынок сегодня оказался необычно многолюден. Дудели в десять дудок, играли в десять гуслей, и всяк плясал, у кого нашлось две ноги. От мала до велика. А тон задавали парень с гуслями да девка в самом центре.
Присмотрелся Святополк к тому гусляру, и нахмурился пуще прежнего. Уж больно много справных мужиков плясало вокруг. Даже медведь, которого привели, видать, на потеху честному люду, выплясывал коленца.
Да и кликнул дружинников, что, стыдобища-то какая! – тоже приплясывали на посту.
- А приведите-ка мне того гусляра, добры молодцы! – угрожающе прошипел князь, тоже с трудом отгоняя улыбку.
- Да, пойдет ли? – с сомнением отозвался боярин Кузьма, единственный, кто не улыбался в тот день в стольном граде Киеве, – это же, никак, сам светлый князь Борис! А вы что встали, - рявкнул он внезапно на четверых стражников, - приведите-ка сюда того гусляра. Посмотрим, какой такой он Борис!
Двинулись. Весь честной люд плясал вокруг, не обращая на грозную стражу никакого внимания. Чем ближе подходили к гусляру, тем плотнее становилось человеческое море. Наконец, случилось настоящее препятствие. Прямо на пути, как на грех, оказался косолапый, что отплясывал под присмотром деда с внуком.
Удержат ли вдвоем-то? Что ему эта веревка на шее! Хотя, если получше затянуть… медведь, он хоть и зверь, да не дурак! Свою выгоду чует!
- Эй, вы, мужичье! Давай, отводи! – зычно крикнул начальник стражи.
Те виновато развели руками. Отвели бы, дескать, да только не теперь. Медведь лихо отплясывал на задних лапах, и был явно перевозбужден, как раз задерет!
- Тогда давай веревку, сами отведем!
Мужики пожали плечами, отдали конец веревки и отошли в сторону.
- Навались! – потянули вчетвером, пробуя затянуть потуже петлю. Не получилось. Веревку с той стороны кто-то крепко держал. И последнее, что они успели заметить, прежде чем, обезумев, броситься бежать, куда глаза глядят – злополучную веревку человеческими руками держал сам медведь…
Деталей князю и боярину с того места, где они стояли, было, конечно, не разглядеть, но и так все было ясно.
- Нет, не пойдет, - констатировал боярин очевидное, смотри, там же вся его дружина. И взгляни на своих вояк. Считай, град Киев в его руках!
- Что ж посоветуешь, друже, коль так все обернулось?
- А ноги уносить, князь, пока целы! Живы будем, не помрем!
И они ускакали, как волки в сгущающуюся тьму…
***
И послал князь Борис гонцов ко всем братьям, исключая Святополка окаянного с приглашением на княжеский совет. Чтобы сообща решить, кому княжить стольным градом Киевом.
Но дорога Борисова вовсе, оказывается, не кончалась в Киеве. Она простиралась дальше. Далеко за пределы нашего разумения. И собрались они с молодой женой в путь через четыре зимы, когда объявились в Киеве первые из приглашенных. Единоутробный брат Глеб, да старший Ярослав. И надумал Глеб, чье посольство прибыло неделей раньше, идти с ними.
Так и застал их входящий Ярослав. С котомками за плечами. Как и четыре года назад.
- Дождались? - молвил Ярослав, едва войдя в палату, да завидев такую картину.
- Ухожу я, Ярослав, уж не обессудь. Так что, выходит, отныне тебе княжить в Киеве, - ответил Борис.
Но Ярослав, прозванный позднее в народе Мудрым, смотрел не на него.
- Но твоего имени история не сохранит, уж не обессудь, госпожа! – обратился он к молодой Борисовой жене.
Но и княгиня молодая смотрела в другую сторону. Что ей, девке неразумной, дела княжьи!
- Мы не прощаемся, Иваньша! – молвила она, и вслед за спутниками вышла из палаты.
- Задал бы я вот тебе сейчас трепку, - насупился боярин Андрей, - не будь ты на страже!
Иваньша стоял молча. А тут, вроде, и сказать-то нечего.
- Интересно, – добавил дед в сердцах, – второй раз… князь… уходит с этой девкой… и опять ты на страже… как и четыре года назад…
- Но ты же не ушел с нею, ни тогда, ни теперь, – заинтересовался князь Ярослав, – почему?
- Не ушел и тогда и теперь потому, как на страже, князь! – помолчав, тихо, но твердо ответил стражник.
- Вот то-то и оно! – подтвердил Ярослав свою мысль, – И это все меняет. Извечная коллизия между духовной традицией и нравственным законом… зря беспокоишься, дед. Покудова я княжу, такие головы мы не сечем.
И Ярослав прошел вглубь палаты навстречу боярам.
Вне форума
Ромеро, ради бога извините - прокатывала страницу и случайно зацепилась на концовке вашего рассказа.
Объясните мне, пожалуйста, как, ну как молодая княгиня может быть [i:8228deeb25]девкой[/i:8228deeb25]? :grin: Или у вас Борис этот... ну... прости Господи...
Без обид, просто глаз резануло
Вне форума
Такое впечатление, что все авторы придерживаются принципа неизменяемости истории :grin:
Вне форума
Не знаю чего придерживаются авторы. Мое дело сторона ) Кстати, прошу учесть, что тексты прежде чем читать скопировал в файл без названий и имен авторов, чтобы оставить для себя загадкой это самое авторство. Одного правда вычислил на раз, с вторым были сомнения. Третий меня удивил до крайности.
Итак, со стороны:
Буду краток.
Пуля для героя
Плюсы:
1. Очень не дурная стилизация, легко читается, но при этом остается колорит того времени, о котором речь.
2. Не плохо проработаны персонажи.
Минусы:
1. Определенная шаблонность
2. Не вычищенный текст. Так нельзя. Куча очепяток, ляпов типа «раздутого уха». Хотел бы я на такое раздутое ухо поглядеть. Местами ооочень перегруженные предложения. Даже не смотря на стилизацию, перебор.
3. Самый главный логический ляп. Если на машине времени нельзя путешествовать в будущее, по причине того, что его еще не существует, то это машина едущая в один конец. Попав в 1015 год, вернуться в свой век герои не могут, потому что для них он уже – будущее. А в рассказе они спокойненько возвернулись.
Вопрос:
В чем идея рассказа? Типа людей низя в прошлое пускать, потому что они там только нагадить могут? Ну так они и в настоящем гадят )
Вердикт:
Рассказ - попытка засунуть героя в прошлое. Не ново, но благодаря стилю и героям вполне жизнеспособно.
На круги своя
Плюсы:
1. Читается довольно легко.
2. Конфликт прост, но виден невооруженным глазом. Сие лучше, чем когда он вовсе не обозначен.
3. Построение текста не дурное. Перебивки весьма кстати.
Минусы:
1. Не до конца простроенные линии конфликтов. Намек на то, что герой должен переживать есть, а самого переживания нет. Если прописать это глубже, получится лучше.
2. Идея хромает, как и в первом случае.
Вопрос:
Тот же. Это о чем? О том, что сколько историю не правь, она все равно выправится, бо сильна и туга на изменения?
Вердикт:
Рассказ - попытка засунуть героя в прошлое. Не ново, но благодаря стилю и героям вполне жизнеспособно.
Божий промысл
Плюсы:
1. Попытка стилизации. В общем, довольно не плохая. Стиль практически выдержан.
Минусы:
1. Очень тягомотно. Читается тяжело. Героя, которому можно сопереживать нет. Потому повествование еще более неживое. В предыдущем рассказе были выдержки из «корректированной ПВЛ», так читались и то живее.
2. Неудачный ход с заменой имен. Вообще сам по себе на фиг не нужен, а так, как это было сделано здесь и подавно.
«Роман, как и любой рус, был неплохим воином» Какой на хрен рус с именем Роман?
3. Попытка автора показать, что он крут и продвинут в познаниях истории. Тоже не нужно было этого делать. Во-первых, это еще более утяжелило текст. Во-вторых, подчеркнуло кучу ляпов, как те же имена, например. Или вот дивное слово «челядники» Сколь помню они назывались челядинцы. Кстати ворд (а словарик у него не самый плохонький) со мной согласился
4. Кстати о словах. «Божий промысл» все-таки пишется вот так: «промысел»
Вопрос о чем это не задаю. Типа все по воле господа нашего, аминь.
Само построение текста выглядит примерно так:
Встречаются двое.
- Помнишь Борьку из 32-ой квартиры?
- Помню.
- Как он на гитаре играл. Соловьи молча слушали. А как пел. Как он пел. Романсы и авторскую песню, особенно вот это: «ваше благородие, госпожа разлука...»
- Помню.
- А как он за женщинами ухаживал. Сейчас таких джентльменов уже нет. Бабник конечно был, но как красиво ухаживал.
- Помню.
- А как работал. Каждый день на работу, как к станку. Как в забой. Стахановец, настоящий стахановец. Да чего там говорить – передовик. Замечательный человек, светлый. Таких бы побольше, глядишь и коммунизм бы построили. Помнишь, как он всегда говорил...
- Помню. А к чему ты это?
- Умер. Вот некролог, почитай.
Зачем, для кого и почему так надо было писать непонятно, потому и спрашивать не стану.
Вердикт:
Рассказ – попытка автора пролезть в прошлое и протащить с собой Карамзина и господа бога. Милый автор, уж лучше б вы героев туда тащили.
Подлинная история
Плюсы:
1. Очень не плохая фэнтезятина. Я бы даже сказал, сказка. После предыдущей вещи читается вообще на ура.
2. Сюжет есть, интрига есть, герои живенькие. Что еще надо?
Минусы:
1. А нужно более трепетное отношение к тексту. Стиль прихрамывает, поправить бы. Убрать фразочки типа «коллизия между духовной традицией и нравственным законом» неуместные для 11 века. Поправить стилистику таким образом, чтобы смотрелась более целостно. Это самый главный минус.
Вопросов вроде нет.
Вердикт:
Не плохая сказка, требующая доработки. Очень сильно отличается от прочих рассказов конкурса. На мой взгляд к теме ближе всего. Здесь тема конкурса обыграна, а не упомянута.
За что лично я проголосую НЕ СКАЖУ. Вот такое я го... В общем понятно )
Балаган получился, оттого и тон балаганный...
Вне форума
Ну че, будем ругацца? :grin:
Самый главный логический ляп. Если на машине времени нельзя путешествовать в будущее, по причине того, что его еще не существует, то это машина едущая в один конец. Попав в 1015 год, вернуться в свой век герои не могут, потому что для них он уже – будущее. А в рассказе они спокойненько возвернулись.
Вопрос:
В чем идея рассказа? Типа людей низя в прошлое пускать, потому что они там только нагадить могут? Ну так они и в настоящем гадят )
На хроноходе путешествовать в будущее можно, только это уже потом становится ясно.
Хотя, с другой стороны, это выясняется уже после путешествия и, вероятно, после ряда жоработок конструкции. Гм... надо думать. Но ведь в куче фант. произв. это вполне допустимо: только в прошлое, и все. Тем и аргументируется, что будущего нет. О! считайте сие плохим постмодернизмом и вписанной в контекст цитатой из непомнюкого
Идея - не про то что гадят, а про кенезис, западников и славянофилов. Во как :043:
Вне форума
Прочитала, поругаю попозже... пока скажу, что читать было скучно, хотя стилизации почти все (кроме одной) очень понравились, пресонажи понраивлись почти во всех рассказах, яркие, зрелые... но почему вы не дали этим персонажам развернуться? Они себя не проявили ....увы... ожидала большего ;-)) Скучно во первых потому как история не поменялась... а это не правильно... "наступите на бабочку в прошлом изменится все будущее" ;-))) А тема то благодарнейшая: можно было религиозные войны устроить, или письменность изменить, или ... ну много в общем или... Глобализма в общем не нашла ;-))) Жаль что не увидела крипто-истории (но тут придераться не могу т.к. не знаю разрешено это правилами конкурса или нет)...
Один рассказ жутко не понравился. Вообще никакой!!! Вот даже не знаю ругать его или нет ;-))) (это так, чтоб конкурсаты понервничали говорю) ;-)))
Вне форума
Возвращение в свое время можно рассматривать как обратное колебание маятника. Таким образом, попадая в прошлое, мы как бы качаем маятник в одну сторону, а возвращаемся при обратном качании. В этом случае требуется энергия на возвращение, что выкидывает нас в тот же момент времени, когда мы отправились, а не в будущее на то количесво суток, что мы провели в прошлом
Вне форума
А че? У меня как раз в самом начале криптоистория идет ))) :grin:
Вне форума
Ну че, будем ругацца? :grin:
GravitskiyСамый главный логический ляп. Если на машине времени нельзя путешествовать в будущее, по причине того, что его еще не существует, то это машина едущая в один конец. Попав в 1015 год, вернуться в свой век герои не могут, потому что для них он уже – будущее. А в рассказе они спокойненько возвернулись.
Вопрос:
В чем идея рассказа? Типа людей низя в прошлое пускать, потому что они там только нагадить могут? Ну так они и в настоящем гадят )
На хроноходе путешествовать в будущее можно, только это уже потом становится ясно.
Хотя, с другой стороны, это выясняется уже после путешествия и, вероятно, после ряда жоработок конструкции. Гм... надо думать. Но ведь в куче фант. произв. это вполне допустимо: только в прошлое, и все. Тем и аргументируется, что будущего нет. О! считайте сие плохим постмодернизмом и вписанной в контекст цитатой из непомнюкогоИдея - не про то что гадят, а про кенезис, западников и славянофилов. Во как :043:
Ошибками других оправдывать собственные не стоит :grin: Это я про хроноход. Изначально сказано (до путешествия) В будущее низя! И героем это озвучено, мол не летает в будущее. Потому ляп. То что подобных ляпов до матери чести их авторам не делает. Это искренне, а не из желания погавкаться.
А потом у кого такие ляпы? Вот у Муркока например (см. Се-человек) такого ляпа нет. У Зимекиса со Спилбергом в их Назад в будущной трилогии нету. У Гарисона нету. А у пупкина.... ну пусть на совести пупкина останется ))
Про идею. Стычка западников и славянофилов - антураж. Идея, история - другое. Вот от того, что истории как таковой нет, рассказ и теряет очччь много.
С уважением,
Алексей
Балаган получился, оттого и тон балаганный...
Вне форума
Чего-то никто не голосует. Я - первый. :-o
Хотя паровая машина времени и ссылки на Уэллса - чистая фантасмагория ))
Вне форума
А я подожду. Не хочу показывать за кого голос отдал. Пусть это будет маленькой тайной
Балаган получился, оттого и тон балаганный...
Вне форума
Остальные тоже не хотят показывать - за кого голос отдают. А вы договоритесь друг с другом и подайте сразу несколько )) Будет непонятно - кто кому поставил ))
Вне форума
[quote:080a2ea4bf="Gravitskiy"]
Про идею. Стычка западников и славянофилов - антураж. Идея, история - другое. Вот от того, что истории как таковой нет, рассказ и теряет очччь много.
С уважением,
Алексей[/quote:080a2ea4bf]
Про будущее убедили. Хотя не у пупкина это было... но скляроз
А вот про идею - это вообще интересный вопрос. Потому как даже на "Апокалипсисе" столкнулась с различным пониманием самого понятия "идея произведения". По-моему, фантастическая идея и философская идея - это вещи немного разные. Вот и получалось, что кто-то оценивал наличие ф/и, а другой - ф/и. Буковки вроде почти одинаковые, а смысл разный совсем. Имха есть - вообще разные номинации.
Не, то что у меня зп/сла-филы прописаны с ихним кенезисом дюже хреновато, это я в курсе. По задумке это путешествие в прошлое - антураж, особенно с учетом парового хренохода... А разговор должен был совсем о другом.
[b:080a2ea4bf]Но что мы имеем в виду под идеей, предлагаю разобраться![/b:080a2ea4bf]
Зю Ыю А вот скажите, господа, как считаете - интересно было бы с этими героями забабахать повесть, состояющую из глав-путешествий в разные "болевые" точки истории?
Или даже вообще с этими героями - испытание антагонистами Иванниковым и Степан Афанасичем всяких паровых агрегатов изобретателей Арбышева&Нититки в качестве антуража, затрагивая разные всякие околофилософские идеи?
Вне форума
Боюсь, что в повести стилизация не покатит ))
Вне форума
Почему? Думаешь, не вытяну?
Или читателю не покатит? Так главок 6 – 7, по 15 – 25 тыс. Там они паровую бабу испытывают, там мыслящий агрегат для облегчения подсчета собранной малины изобрели, или, скажем, паровую самопечку Автодье предоставляют…
В повесть ввести еще архиепископа и генерал-губернатора для оттенения главгеров, ситуаций забавных, ну и третьестепенных героев получше прописать, дворню всякую, жену-дочек, чтоб мир пообъемней.
Вне форума
Почему? Думаешь, не вытяну?
Или читателю не покатит? Так главок 6 – 7, по 15 – 25 тыс. Там они паровую бабу испытывают, там мыслящий агрегат для облегчения подсчета собранной малины изобрели, или, скажем, паровую самопечку Автодье предоставляют…
В повесть ввести еще архиепископа и генерал-губернатора для оттенения главгеров, ситуаций забавных, ну и третьестепенных героев получше прописать, дворню всякую, жену-дочек, чтоб мир пообъемней.
Вне форума
Согласен. Стилизация для повести прокатит вряд ли. Вод серию рассказов сделать можно. Генри Катнера читали? Типа "Мы Хогбены, других таких нет..." Там 4 рассказа было с одними героями. Если б Катнер сделал повесть, соединив все в кучу, получилось бы хреновенько. А Катнер сделал 4 самостоятельных вещи и выиграл. Бесподобные ведь рассказы получились.
Про идею. Я неверно выразился. Ну не буду играть словами а просто на примере.
Есть путешествия во времени - это антураж (с этим вы вроде согласились). Есть стычка двух противоположностей западно и славянофилы. Это конфликт. А стержня, идеи, истории, чего-то на что все это наматывается нет. Вы когда-нибудь видели Эскимо... нет, лучше сахарную вату без палочки. Что получится? Сладко, розово, пахнет вкусно. а как есть непонятно. Вот и у вас так же получилось. Вкусно подано, а стержня нет. И это обидно.
Балаган получился, оттого и тон балаганный...
Вне форума
А это всё из-за темы )). Очень уж она узка
Вне форума
Или читателю не покатит?
именно читателю. Через некоторое время он просто утопнет в антураже. :grin:
Вне форума
Да, про повесть – я примерно это и имела в виду. Несколько самостоятельных историй, ну я их назвала главами, но композиционно это, конечно, должны быть самостоятельные рассказы. 6 – 7 самостоятельных историй со своей изюминкой каждая.
Почем сказала повесть – просто подумала, что как повесть будет легче Нестерову забабахать, а вот цикл рассказов пристроить куда сложнее…
Стержень – да, стержень… ни хрена этого стержня нет, сама вижу. В смысле, нельзя ответить на вопрос: «Про что?»
Думать буду. Думаю, надо будет ввести в рассказ друга Арбышева архиепископа и за наливочкой в лоб раскрыть тему кенезиса и братолюбства. И сделать это центром рассказа, как, в общем-то, хотелось, но не получилось.
И тогда будет логично с замахом на цикл: конфликт зап/слав идет из номера в номер, герои и антураж (паровые новинки – кстати, как этот жанр называется, кто в курсе?) тоже скрепляют цикл, а центром каждой истории является какая-нибуть этическая там, или философская, или психологическая проблема.
Вне форума
Да, про повесть – я примерно это и имела в виду. Несколько самостоятельных историй, ну я их назвала главами, но композиционно это, конечно, должны быть самостоятельные рассказы. 6 – 7 самостоятельных историй со своей изюминкой каждая.
Почем сказала повесть – просто подумала, что как повесть будет легче Нестерову забабахать, а вот цикл рассказов пристроить куда сложнее…
Стержень – да, стержень… ни хрена этого стержня нет, сама вижу. В смысле, нельзя ответить на вопрос: «Про что?»
Думать буду. Думаю, надо будет ввести в рассказ друга Арбышева архиепископа и за наливочкой в лоб раскрыть тему кенезиса и братолюбства. И сделать это центром рассказа, как, в общем-то, хотелось, но не получилось.
И тогда будет логично с замахом на цикл: конфликт зап/слав идет из номера в номер, герои и антураж (паровые новинки – кстати, как этот жанр называется, кто в курсе?) тоже скрепляют цикл, а центром каждой истории является какая-нибуть этическая там, или философская, или психологическая проблема.
Вне форума