|
В бараке для пленных лишь частые драки
Могли ненадолго развлечь офицеров.
Немецкая речь с завываньем собаки —
Как смех Люцифера.
И наголо бритая аристократка,
Красивая крыска надменно-английская
Была как туристка, актриска. Украдкой
Она улыбалась. Плевала на выстрелы.
Ее приглашает на танец гестаповец.
И голая грудь, и подтяжки фашистские.
Ее непристойная стильность растаптывать
Готова готовых убить ее и влюбившихся.
— «В Валгаллу из них бог отправит которого?
С таким бы я стала!»
Она увидала красивого, гордого.
Она улыбалась.
И снова на танец приводит гестаповец.
Ревнует к другому он.
Его убивает и дарит красавице
Соперника голову.
Гестаповец спал с ней с любовницей-пленницей?..
Она отдавалась? Сдавалась? Имела его?
Он клялся ей в верности, в револьверности,
Боясь ее смелости.
Германия словно в предсмертной агонии.
И пули нулей. И капитуляция.
И пленницу то ли, то ли любовницу
в детском платьице
Увозят на родину. За вагонами
Как преданный пес бежал гестаповец.
Она стала всем его: галлюцинацией.
Она была явью, была его прошлым.
Лишенный ее, он был уничтожен.
Он стал ничем, пустотой с лицом
Другой пустоты, он грезил ей.
Он стал работать Ночным портье,
Порочным животным и мертвецом.
Он ночью имел ее членом черта.
А днем превращался в ничто, работал.
Однажды увидел с чертами ее красотку:
«Кто ты?»
Она смотрела на него, как смотрят
На врагов и любовников.
Она была с музыкантом-мужем.
Сняли номер, отчужденные двое.
А гестаповец был ей нужен.
Он чувствовал, как она хочет, воет.
— «Сучка, уже отрастила волосы.
В шубе, в колье бриллиантовом. Брили
Тебя, помнишь? Голую били.
Ты узнала меня по глазам, по голосу?
Я пустой остаток, кусок нашей страсти».
— «Я узнала тебя по запаху наших пороков».
Он бросил работу. Она — родину и богатство.
Отец ее проклял.
Они заперлись на конспиративной квартире,
О которой знал узкий круг эсэсовцев,
скрывающихся от суда.
Они трахались на полу, в ванной, в сортире.
Ничто не вызывало стыда.
Они вылизывали друг друга, глотая остатки еды.
Он порезал ногу о стекло,
побитое их истериками.
Она ползала по полу и целовала его следы.
Все было постелью их.
Их покидали силы. Улица
Улыбалась полицейскими ружьями.
Она держала его хуй на лице,
Как девочка плюшевую игрушку.
Однажды они не выдержали и вышли.
Она одело то детское платье, его порадовать.
Пули летели, словно гнилые вишни.
Тела их неловко и кукольно падали.
Вот сказка о любви пленницы и фашиста.
Красавица и гестаповец. Туристка — Ночной портье.
Редко страсть оказывается фальшивой,
В отличие от бриллиантового колье.
|
