Рассвет Альдонсы Лоренсы Сверкали в воздухе избитые остроты, Звенели сталью глотки у бойцов, Сияли взгляды огненным свинцом, Знамена с именем твоим таскали роты С цепи сорвавшихся юнцов. И даже бригадир седой, Подняв толедскую секиру, Тряс ею, угрожая миру, Что будет брошен пред тобой. А ты, войдя в роль Дульсинеи, К руке покорных допустив царей, Раздала тем, кто был храбрей, Любви исполненные взгляды, Иным же — прочие награды... А после, скинув украшений сонм, Альдонса, подойди к любому из окон Твоей крестьянской кельи. Ни ликование, ни стон Сердец, увы, не разогрели, Все лишь доспехами звенели. А где же Он? А он убит. На самом деле. 1988 г. (Москва-Свердловск)
***
Пора Позеленело под ногами. Пора! Блажь прекратив, в дорогу… Все, что осталось за кормой — мишура, Что по бортам — без проку.
Лес подмосковный примет вашу беду, И растворит, качая, Я без билета в лес весенний войду, Вот вам и место в зале.
Ночью дрова сгорят, искрясь над костром, Дым утопает в ёлках, Что не слеглось — пускай стоит на своём, Вот вам и вся недолга:
На безысходность кто права тебе дал? Вето, увы, не лечит, Кто бы ни правил наш сегодняшний бал — Вот вам вино и свечи. Кто бы ни правил этот нынешний бал — Вот вам рука и плечи.
В белом тумане закричит пароход, И ледоколом лета… Клин журавлиный раздвигает восход, Вот вам и то и это:
Ночью дрова сгорят, и дым полетит, Разогревая утро: Лист прошлогодний на березе звенит: Вот вам и всё. Как будто.
***
Я люблю Кильватер разрыт за кормою разбитой, И Солнце прибито к восходу бушпритом, Волной лиселя оборвало корвету, Но сбита эскадра с фартового следа:
Бьётся в снасти корвета пассата крыло, Это эхо тобою не сказанных слов, — Пожеланье удач моему кораблю: «Я люблю! Я люблю!»
Заляжем в ремонт — такелаж будет новый. Мы справим удачу попойкой фартовой, Портвейном и ромом засохшие рыла По клотик зальем, Ай, как нам подфартило!
Эта пара тобою не сказанных слов У Фемиды сорвала нас с чаши весов. Что за сила в словах, расколов паруса, Унесла! Унесла!
В какие б широты ни бросил нас Фатум, В бега от погони, в погоню за фартом, Покуда живу, буду рваться к причалу, Где ты не сказала, Где ты умолчала,..
Эту пару судьбою назначенных слов. Признаю только их, среди прочих оков. В узел жизни рукой Бога ли, Сатаны Вплетены, Вплетены.
Пожеланьем удач моему кораблю: «Я люблю! Я люблю!» (Бронницы. 1989 — Свердловск 2001)
***
Путеводные звезды Над невозможною здесь непогодой, Судьбы лихие от скорби храня, Светят в ночи путеводные звезды... Там, среди них, есть, наверно, моя. Светят в ночи путеводные звезды... Там, среди них, есть, наверно, моя.
Мы будем счастливы где-то, конечно. Издали будет беда — не беда. Не замечая убитой надежды, В небе горит голубая звезда. Не замечая убитой надежды, В небе горит голубая звезда.
Сосны во тьме затрещали, запели. Вместо заката палитра костра... А в изголовье февральской метели Молча стоит голубая звезда. А в изголовье февральской метели Молча стоит голубая звезда.
Над невозможною здесь непогодой, Судьбы лихие от скорби храня, Ты воспылай мне звездой путеводной — Может быть, я и узнаю Тебя. Ты воспылай мне звездой путеводной — Может быть, я и узнаю Тебя.
***
«Дым висит коромыслом под люстрой…» Дым висит коромыслом под люстрой — В остальном все по-прежнему, — пусто. И Октябрь багряной метлой Заметает мадридские тайны. Заметай, рыжий друг! Заметай! Этот год уже больше не Твой.
Этот год уже больше не минет. Он горел и в печи, и в камине, К потолку папиросным дымком Он поднялся слоями тумана Над измятой спиною дивана И над камерным этим мирком.
С высоты своего положенья Он глядел на Твои упражненья В размещении слов на листе И тихонько тянулся за шторы, И туманные таяли горы, И рождались слова — но не те.
А Октябрь листвой окаянной Стоязыко зализывал раны Или мел многохвостой метлой Все, что год нам минувший оставил. Пятернею кленовою ставни притворил И пошел за зимой...  Скачать произведение
|
